Николай Никонов - Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

Высший реализм нового тысячелетия уже грядет в наиболее быстро реализуемых формах, таких, как телеэкран и кино, литература же, пусть медленнее, но вернее будет прокладывать великий путь к реалистическим вершинам, ибо будет всегда иметь высшее превосходство не только прямой изобразительности, но и философского объяснения жизни. ЧТО и КАК она раскрывает с позиций ОТТОГО и ЗАТЕМ. С этих же позиций и с верой в правду изображаемой жизни, не претендуя, однако, на исключительность своих суждений, автор представляет читателю новый роман, первый по замыслу из серии «Ледниковый период», но не первый по исполнению, ибо перед ним были написаны и опубликованы «Весталка» и «Чаша Афродиты».

Николай Никонов

Многолика жизнь, господа…

И еще я думаю, уж простите, недаром этот Петр Петрович (Петренко, актер провинциального театра, играющий роль Ворошилова, герой никоновского рассказа из цикла «Чудаки». — Е. 3.) так похож был… на Шекспира..

Ведь в обратной связи и Шекспир, наверное, был похож на него…

Николай Никонов. Артист Урал. 1999. № 8

В отличие от истории, которая, всем известно, не знает сослагательного наклонения, художественная литература, творящая другую реальность, на предполагаемые варианты тех или иных событий опирается весьма часто. Причем речь идет не только и не столько о фантастике.

«Комбинаторика возможного», — назвал кто-то подобную квазиисторичность, когда прозаик опирается на изменчивую действительность, отбирая материал по сформулированному поэтом принципу: «Чем случайней, тем верней».

Истоки опоры на фантомное допущение «а вот если бы?» — в самой специфике литературного труда.

Вот почему итоговая реализация писателем его творческого замысла, как правило, несет следы значительной трансформации изначальной идеи. Оттого и рассматривают литературоведы булгаковские повести «Собачье сердце», «Дьяволиада» и «Роковые яйца» как фрагменты единого — задуманного, но целокупно так и не состоявшегося — романа о послереволюционной Москве. Не говоря уже о таком очевидном — на пути от «задумки» к воплощению — авторском переосмыслении собственного отношения к литературным персонажам и мотивации их поведения. Недаром в учебниках литературы приводят пушкинские слова о том, какую штуку выкинула Татьяна Ларина, выйдя замуж.

Тем паче, что обществу, особенно на крутых изломах его исторического развития, свойственно пересматривать публичную репутацию героев и антигероев, порой радикально меняя устоявшиеся оценки. И скажем, в той же Великобритании количество романов о прославленном флотоводце Нельсоне давно уже перевалило за тысячу — здесь есть и откровенные панегирики, и гневные разоблачения, и вполне «кисло-сладкие» повествования в старой доброй традиции английского патриотизма, — но всякий раз литераторы находят собственное обоснование интереса к теме.

И еще одно соображение, связанное с наличием авторских литературных версий отдельных линий мирового развития, полемических к общепризнанному представлению: их определяет внутренняя логика развития той или иной творческой индивидуальности. Потому история порою продолжается у иных писателей не вперед, а назад, знакомя нас с тем, что было до уже знакомых текстов.

Так в известной степени получилось и с романом Николая Никонова «Стальные солдаты». «Страницы из жизни Сталина» (с таким подзаголовком произведение вышло в трех книжках журнала «Урал» с марта по май 2000 г.), или «Иосиф Грозный» (с таким заглавием выпустило книгу столичное издательство «Эксмо»), по замыслу автора, должны были открывать задуманную им серию «Ледниковый период». Пусть отношение к сюжетам двух других, опубликованных прежде романов — «Весталка» (1986) и «Чаша Афродиты» (1995) — этот роман имеет весьма относительное.

Только вот внезапная кончина Николая Григорьевича, последовавшая в июне 2003 года, не позволила писателю, обычно, не жалея времени, тщательно доводившего «до ума» свои тексты, завершить намеченное выстраивание серии.

…Ловишь себя на ощущении, что обжитый дом решили подновить, чтоб стал выше и просторнее. Хозяином, опытным мастером, был приподнят сруб, дабы не то чтоб заменить отдельные бревна — чтоб приладить новые венцы, которые и изменили бы общий облик здания. Однако случилась беда… И вот в потревоженном и оставшемся без хозяйского догляду строении уже углядываешь какие-то невидимые прежде нестыковки и вновь обнаруженные зияния. Ну а новые венцы в таком случае и вовсе воспринимаешь как пока еще лишь стройматериал, пусть и подготовленный в аккурат по проекту, только чертежи-то у мастера были в голове…