Елена Татузова - Быть избранным. Сборник историй

– Не желаете ли присоединиться? Угощайтесь, пожалуйста, – предложил он, указывая на свои пирожки, – тут на всех хватит. Разделите со мной трапезу.

– Ой, нет, нет, что вы, спасибо, вы сами кушайте, – зачастила та в ответ, слишком быстро и слишком многословно, а оттого не очень убедительно. Но сладкий аромат сдобы уже проник в ее ноздри, и она скользнула взглядом по гостеприимному столику.

– Да берите же, не стесняйтесь, – не принимая возражения, сказал отец Феодор, придвигая к ней белые листочки бумаги. – В Москве таких мало, где найдешь. И мука не та, и дрожжи… и руки что ли тоже… Бог его знает… Эх, жаль попить ничего нету, а то бы вообще закатили пир на весь мир.

– Отчего же, – оживилась его соседка, – вот это как раз не проблема, у меня с собой термос с чаем.

«Горячий чай в жару? – удивился бы иностранец. – Как это возможно?»

«Горячий чай в жару? – обрадуется русский. – Красота!»

Женщина была русская, поэтому чай был горячий. Она нагнулась под кресло, вытащила шуршащий пакет и достала из него стальной цилиндр.

– Ну, надо же, как удачно мне вас Бог послал! – обрадовался отец Феодор. – Как вас зовут, простите? Меня вот Феодором.

Женщина улыбнулась.

– А я – Елена.

– Очень приятно. Какое красивое у вас имя. Приступайте, Елена, вот эти с капустой, там с повидлом, те с яблоками, а вот тут у нас вообще деликатес – с земляникой.

– Ничего себе! Вот это выбор. Где же вы умудрились раздобыть такую вкусноту? В кафе я ничего подобного не видела.

– А зачем нам кафе? Там одни мухи летают над их слойками. Вышел я оттуда, огляделся вокруг и обнаружил эту удивительную бабульку с ее пирожками. Местные ее по имени знают. Значит, неспроста, значит, заслужила. Ох, ну, пироги-то, да еще с вашим чайком, и вправду хороши, ничего не скажешь, – похвалил отец Феодор, смахивая крошки с бороды, – не так ли?

– Да, очень вкусные, – подтвердила его соседка, с аппетитом принимаясь за второй пирожок. – Это талант, так печь. Я вот люблю готовить, и печь люблю, но с дрожжевым тестом у меня нет дружбы. Сколько раз пыталась, и почти всегда неудача. Я и бросила. Чего без толку возиться да продукты зря переводить. Зато бисквиты у меня хорошо получаются. И заварное тесто тоже, хотя оно-то ох какое капризное. Когда мои дети были совсем маленькими, мы с ними вместе начиняли эклеры. Им так нравилось возиться со шприцом, разные насадки на него накручивать. Но больше всего, конечно, нравилось есть.

Она улыбнулась.

– Да, – сказал отец Феодор, – это вообще удивительно, сколько в детстве можно съесть сладкого. Я вот недавно гулял в парке и купил себе сахарной ваты. Не то чтобы очень захотелось, а так, просто вспомнить вкус, детство… Я ее не смог доесть и до половины. Сладкая – ужас! Не представляю, как я мог ее съедать и две, и три, если покупали, конечно… А сколько у вас детей?

– Двое. Два мальчика.

– Мальчики? Ну, надо же. Так это вы с мальчишками кулинарией занимались?

– Да, с мальчишками. Обычно мамы учат готовить своих дочек, но у меня дочек нет. Так что учила сыновей.

– И сколько им теперь?

– Старшему Андрею 15, а Саньке, младшему, 12.

– Вполне самостоятельные уже. Тем более с такой поварской подготовкой.

– Да, это точно. А у вас есть дети?

– Нет, – мотнул головой отец Феодор, – мне не довелось. Но я с этим давно смирился. Как говорили Святые Отцы: «Дал Бог детей – слава Богу, не дал Бог детей – слава Богу».

– Какое странное выражение… Обычно принято благодарить за «дал Бог». Ну, так ведь вы-то молодой, еще успеете с детками, – сказала Елена ему в утешение.

– Ну, да, ну, да, – кивнул Отец Феодор, не вдаваясь в подробности своей жизни.

Он давно и рано, в двадцать один год, овдовел, не успев нажить детишек, а священнику жениться второй раз не полагается. Поэтому, хоть молод он, а хоть бы и нет, деток у него уже быть не могло, но не станет же он рассказывать об этом первой встречной.

Отец Феодор женился по большой любви. Его матушка Ксения была так хороша и так добра, что казалось, что это и не женщина вовсе, а ангел, по какому-то неведомому промыслу Божию спустившийся с Небес. Свадьба была веселая и радостная. Лишь один человек унывал и грустил на ней: его родная сестра Любушка. Она искренне радовалась и за брата, и за Ксению, а печалилась она от того, что муж ее, Володя, уж полгода как уехавший на север на заработки, не успел приехать вовремя на торжество, и она всюду была одна, словно неприкаянная.

Но вот он приехал, и всех одарил подарками, и новобрачным отсыпал щедро из своего заработанного добра, благо был не жадным. Неделю они радовались и праздновали, отмечая свадьбу и Володин приезд, ходили по гостям, как принято, к крестным, к родственникам, а на восьмой день Володя купил мотоцикл, приехал на нем из райцентра, гордый, бахвалистый, гонористый, и принялся катать всех подряд, желающих и нежелающих. Первым делом прокатил жену, потом, не слишком охотно согласившегося, зятя, потом мальчишек из соседних дворов. Это были самые благодарные и самые смелые пассажиры. Если взрослые, все как один, просили: «Володя, не гони!» то пацаны просто визжали от восторга, когда он прибавлял скорость на поворотах, вздымая облака пыли и распугивая ошалелых куриц, и орали: «Жми, дядя Вова, жми!»