Елена Татузова - Быть избранным. Сборник историй

– Да нормально жить, – ободряюще улыбнулся отец Павел. – Вот как раз теперь и начать жить нормально. И каяться в своих грехах по-настоящему, а не так, как прежде: «ой, я, грешная, яичко в постный день-то съела»… Измениться никогда не поздно, матушка вы моя дорогая. Успокойтесь, пожалуйста. Главное, не унывайте, не плачьте. Все наладится, устаканится помаленьку… Но потрудиться вам над этим придется… С внуком вы обязательно помирись, и с младшим сыном. И с подругой Валентиной тоже. И прощения обязательно попросите. Слышите меня?

Таисья слабо кивнула и всхлипнула.

– С сыновьями и невестками по возможности больше общайтесь. И не ждите, что они вам позвонят. Сами берите и звоните. Уж постарайтесь понимать их, интересуйтесь их жизнью, даже если она вам не нравится… А вот телевизор… Та-ак… Телевизор запрещаю вам смотреть до самого Рождества. Вообще. Ни на минуту. Епитимья вам будет такая. Ясно?

Таисья снова кивнула, вытирая горькие слёзы.

– Евангелие дома есть?

– Есть…

– Читайте каждый день. По одной главе, не больше. Но каждый день. Что не поймёте, записывайте и потом у меня спросите. А я вам к другому разу книгу с толкованиями Иоанна Златоуста принесу. Пока с близкими не примиритесь, уж простите, к Причастию вас не допущу… Ну, вот, пожалуй и всё. Ступайте с Богом.

Отец Павел поднял правую руку в благословении.

И Таисия ссутулившись, горько поникнув несчастной головой, вытирая уже и без того мокрым от слез уголком платка припухшие веки, пошла в свою новую, непонятную для нее жизнь, где все было так зыбко и сложно, и ничего не было гарантировано.

Лиза Н. с детства знала, что талантлива. Еще бы и не знать, если с младых ногтей окружающие только об этом и твердили: какая талантливая девочка! Она начала сочинять стихи еще в детском саду. На каждом утреннике ее мама рдела от смущенной гордости за дочь, слыша долгожданные слова:

– А сейчас Лизочка Н. прочтет нам стихи собственного сочинения, посвященные нашим дорогим… (далее следовало в зависимости от праздника: ветеранам – ко Дню Победы, мамам и бабушкам – к 8 Марта, папам и дедушкам – к 23 февраля, воспитателям, советским труженикам, Великой Октябрьской революции, Деду Морозу и Снегурочке и проч. проч. Праздников-то хватало, только успевай, пиши. И Лиза писала.

В школе все продолжилось по накатанной. Она снова писала и выступала.

– Какие глубокие стихи! В ее-то возрасте! – восхищались взрослые.

Одноклассники относились к ней по-разному: девочки отчаянно завидовали и поэтому не любили, мальчики восхищались и робели в ее присутствии. И те и другие дружить с неординарной девочкой не стремились, чувствуя в ней что-то чужеродное.

Зато ее стали регулярно печатать в школьной стенгазете. Позже, стараниями папы, Лизины стихи появились сначала в «Мурзилке», дальше в «Пионерской правде». Когда в «Литературной газете» вышла статья о юном даровании, ей было всего 12. Увидав свое фото на страницах столь серьезного и авторитетного издания, Лиза поняла, что ее путь определен – она будет поэтессой.

Писала она с легкостью и на любую тему: о большевиках и о кленовом листе, о полете в космос и о спасении вымирающих видов, об эксплуатации трудящихся и о мире во всем мире. Первый и единственный сборник ее стихов вышел, когда ей едва сравнялось 16, после чего в виде исключения Лизу Н. с рукоплесканиями приняли в Союз писателей. Один знаменитый поэт сказал в то время о ней: «Самородок! Ее учить – только портить!» Не смотря на это, Лиза все же решила учиться и стала прилежной студенткой знаменитого вуза.

А между тем в стране случились кардинальные перемены. Вместо немолодых трухлявых генсеков наверху воцарился новый, непривычно моложавый, с заметной темной отметиной на лбу. Он часто улыбался и мог говорить без бумажки. Вдобавок всюду появлялся с кокетливой, ухоженной женой, что само по себе уже было неслыханно. В скором времени «меченный» принялся критиковать курс своих предшественников, объявил в стране «перестройку», пообещал, что теперь все будет по-другому, и не замедлил с исполнением обещанного.

Поначалу народ присел, затаился, не до конца понимая и веря, что все это всерьез, а потом зашевелился, осмелел и с головой нырнул в новую формацию. Главный «прораб» и его вторая половина поехали по миру, с энтузиазмом объясняя суть «перестройки», и донося идею, что СССР теперь не страшный, а «розовый и пушистый», и его не нужно бояться. «Горби» и его трудные для иностранного уха «гласност» и «пе’ест’ойка» вошли без перевода во многие языки, рухнула Берлинская стена, а Нобелевский комитет присудил ему международную премию мира. А магазины страны в это время ошарашивают пустыми полками; голодающие шахтеры бастуют, сидя на рельсах и стучат касками, требуя зарплату.