Владимир Антонов - Поцелуй кувалды

С этого дня Сеня перестал быть счастливым. Его мучил один и тот же сон: Его жена сидит в ресторане в компании с кандидатом в президенты красавчиком Биллом, ест ложками салат Оливье с курицей, запивает розовым – шипучим марки Абрау-Дюрсо и даёт этому ублюдку гладить себя по коленке и даже выше… Сеня мужественно подходит к Биллу, но его тут же начинают лупить охранники… И тут его любимая Рита…. Мать его единственного ребёнка… Самая-самая… говорит: «Вот видишь, Сенечка, одной любовью сыт не будешь. Билли только на салат Оливье для меня тратит пять тысяч долларов в месяц… – Рита начинает раздеваться. – Билли любит стриптиз во время обеда. Он такой проказник! – На пол падает юбка и розового цвета блузка. – … и ещё он тратит столько же на шипучку… – Колготки и лифчик падают в ту же кучу, – … а ты в такси только две тысячи зарабатываешь, а значит в мужья мне больше не годишься…». – Кульминация! Покачивая точёными крутыми бёдрами, как танцующая турчанка из гарема великого султана, Рита стягивает с себя трусики… Билли скачет вокруг и тоже без трусов, Сеня пытается что-то сказать, но получается только какое-то мычание. Совсем голая Рита смеётся своим зажигательным смехом, который переходит в роковой ведьминский хохот. На этом он обычно просыпался в состоянии возбуждения и долго пытался понять, почему ему с такой настойчивостью всё время снится этот бред. Причём тут Билл Клинтон? А розовое-шипучее причём? В жизни Ритка его не пила и никогда не любила. Надо же – мать моего единственного ребёнка, которого ещё нет! Салат Оливье на пять тысяч долларов? Присниться же… Да она от такого количества этой мешанины из майонеза, курицы и картошки растолстеет так, что со мной на одной кровати не поместится… А во сне она стройная. Правда бёдра! Бёдра – что надо! Хорошо она мне снится. Против такого стриптиза я не возражаю. Только без Билла.

Сказанная Ритой фраза о том, что она его сейчас продаст, задела Сеню за «живое». «Даже не доехав до Америки хочет от меня избавиться! Вот ведь гадина! И за что только я так её люблю?». – Сеня не то чтобы с ненавистью – нет! – но с какой-то явной недоброжелательностью посмотрел на свою жену. Она расшифровала этот взгляд: «Началось… Что ему в этот раз не понравилось? Он меня своей дурацкой ревностью уже основательно достал. Ага… поняла. Он обиделся, что я его сейчас продам или выменяю на что-то получше. Вообще шуток не понимает… или делает вид… Вот и продам, когда до места доберёмся. Доревнуется…».

Подали закуску. Джесс опомнилась и побежала в туалетную комнату, чтобы помыть руки. Сеня подмигнул Михаилу и быстро-быстро налил в пустую маленькую вазочку для цветов немного джина, достав плоскую металлическую фляжку из заднего кармана джинсов Вранглер. Миша мгновенно опустошил вазочку, после чего свою порцию «принял на грудь» его новый приятель Сэм. Рита смотрела на эти манипуляции спокойно, не выражая ни отрицательных, ни положительных эмоций. «Пусть лучше выпьет и угомонится, чем будет ходить из купе в купе в поисках сочувствия какой-нибудь родственной души». Попутчик из их купе на предложение выпить ответил вежливым отказом, после чего интерес к нему был потерян. Из-за соседних столов кое-кто смотрел в их сторону с явным неодобрением, в основном женщины среднего и пожилого возраста, в отличие от мужчин, которым затея приятелей с выпивкой была по душе. В целом обед прошёл хорошо.

Не успели они вернуться в своё купе, как состав опять тронулся. Время потянулось к вечеру. Стук колёс убаюкивал и предлагал поспать: «Завтра трудный день – усни!.. Завтра трудный день – поспи… Завтра…», – стучали колёса, унося поезд по направлению к Тирренскому морю и Вечному городу. Где-то уже в Альпах он опять остановился, чтобы передохнуть и пропустить встречный состав, но альпийских красот никто не увидел, потому что вокруг было темно.

Пронизывая горы сквозь многочисленные тоннели и иногда зависая над очередной пропастью, поезд продолжал двигаться на юг. Слева по ходу движения вдалеке забрезжил рассвет, и тут же состав начал притормаживать. Впереди была граница. В вагон заглянули итальянские пограничники, но проходить во внутрь не стали, стараясь никого не разбудить и не побеспокоить. Для соблюдения формальности им достаточно было просто бегло осмотреть помещение. Документы они не проверяли, потому что у пассажиров этого поезда документов не было. Вообще не было. Не было и гражданства. Великая страна лишила их своего подданства, потому что не любила их. А как сама хотела быть любимой! Какие хвалебные гимны сама себе воспевала! У них было совсем немного денег и была мечта о другой жизни, где не будет ханжества и хамства, где за работу будут платить, а в магазинах будет колбаса и сыр. Ради исполнения этой мечты они оставили свои уютные квартиры, работу, родных и близких друзей, любовниц. Ради этого они ушли в эмиграцию, переезжая из страны в страну и меняя города, чтобы в большинстве своём в конце пути оказаться в аэропорту Джона Ф. Кеннеди в столице мира Нью-Йорке.