Сергей Алексеев - Узел - повести и рассказы

— Уйдет, — заявил он. — Ослабели собачки…

— Не уйдет! — крикнул Ладецкий и, встав на колено, поднял карабин. Я заметил, как напрягся Худяков, но не остановил Ладецкого. Из ружья стрелять бесполезно: до зверя было метров сто пятьдесят. Выстрел звонко щелкнул, и эхо громыхнуло несколько раз в вершинах деревьев.

— Дай сюда! — Худяков выхватил карабин из рук Ладецкого и сунул ему свою одностволку. — Повезет — шкура твоя…

Он прильнул щекой к прикладу, сузил глаз и начал выцеливать фигуру зверя. Я замер. Тяжело сопя, подбежал Гриша. Худяков выстрелил. Пуля со звонким жужжанием ушла в небо, срикошетив от дерева. Лес уже был рядом. И тут Шайтан, по-моему, это был он, вдруг оставил медведя и сделал прыжок в нашу сторону. Он несколько раз хрипло пролаял и, заворчав, устремился назад. Худяков пальнул еще раз, но уже запоздало. Зверь и собаки скрылись в пихтаче.

— Бежим! — крикнул Ладецкий.

— Куда? — вяло спросил Худяков, — Они на чистом месте не могут удержать, а в лесу… — он нагнулся и поднял с земли клок медвежьей шерсти. — Держи добычу, охотник…

— Все твои хваленые собачки! — издалека кричал Гриша. — Паршивого медвежонка удержать не могут. Хлеб только зря переводили, скажи, Ладецкий?

Худяков молча взял повора за рукав и подвел его к следу. Гриша поставил на него ногу в сапоге сорок третьего размера и тихо сказал:

— Убедил…

Ладецкий молча помял шерсть в руке, понюхал и сунул в карман.

— Пошли домой, — сказал я и сел, чтобы снять сапог и посмотреть мозоль. Она вроде лопнула, и ногу жгло.

— Да уж, поохотились, называется, — вздохнул и выругался Ладецкий. — Медведь сам пришел в поселок, а мы убить не смогли… И все из-за тебя! — крикнул он Худякову. — «Не стреляй! Не смей!» А шкура утопала вместе с твоими паршивыми щенятами. — Он забрал карабин у Худякова и повесил на плечо. — Идемте, конечно, чего сидеть.

Ладецкий круто повернулся и пошел через луговину к лесу. Промокшая энцефалитка, надетая на голое тело, обиженно топорщилась.

— Хотел узнать, как мясо в котел попадает, — сказал Гриша, — и не пришлось… Зря ноги бил и колпак потерял.

— Э-э! — крикнул Худяков, глядя вслед Ладецкому. — Ты не туда направился. Нам как раз в другую сторону.

Ладецкий не оглянулся, а только подбросил карабин на плече и нагнул голову. Лай собак и треск валежника утонул где-то в пихтовых зарослях. Стало тихо, лишь шуршала трава под ногами Ладецкого. На опушке тайги он остановился, зябко дернул плечами и нырнул в мелкий подлесок.

— Ладецкий! — крикнул я, снимая сапог. — Давай назад!

— Пошли вы… — донеслось из гулкого, пустого леса. На ноге была мозоль, но такая маленькая, с горошину всего.

— Дай халат на портянку, — попросил я у Гриши, — все равно изодрал, выбросишь…

— Это кощунство — халат на портянку, — отрубил Гриша. — Тем более он последний… Я его починить могу и носить до конца сезона.

— Эй ты! — снова позвал Худяков. — Куда поперся? Ладецкий трещал валежником, продираясь через трущобу, и больше не отвечал.

— Витька, он чо, обиделся? — спросил у меня Худяков. — Вот дурак. Да разве на неудачу обижаются?

— Не знаю, — сказал я. — Вообще он парень не обидчивый.

Гриша неожиданно бросил ружье на землю и, не расстегивая, снял халат через голову.

— На! Хрен с ним, — сказал он. — Помнить, может, будешь, когда полномочным послом станешь.

— Век не забуду, — я разорвал остатки халата напополам и стал обвязывать стертую ногу. — Пришлю тебе десяток новеньких.

— Куда он уходит? — тревожно спросил Худяков. — Витька, его надо завернуть! Эге-ей! — заорал он гортанно. — Назад, говорю тебе! Слышь?! У меня есть шкура! Я тебе прода-ам!

— Сам ты шкура! — донеслось из леса.

Я увидел, как Худякова затрясло. Ноздри вздулись, будто у загнанного коня, и лицо нехорошо побледнело.

— Вернется, — успокоил я Худякова. — Куда он денется?..

— Куда?! — закричал на меня Худяков. — Да я же за вас отвечаю…

Он выматерился и побежал следом за Ладецким.

— А Пухов сейчас — рвет и мечет, — вздохнул Гриша. — Выговор мне обеспечен… Ладецкий! Брось придуриваться, пошли домой!

Я обулся, встал и только сейчас ощутил холод промокшей одежды. Повар тоже, засунув руки в карманы, дрожал и облизывал посиневшие губы.

— Верни-ись! — гремел по тайге голос Худякова и удалялся, глох за расстоянием.

Потом опять все стихло, и несколько минут мы стояли с Гришей молча, глядя друг на друга. Психу Ладецкого я не придавал значения, но сейчас какое-то неясное беспокойство толкало изнутри, заставляя думать, что же произошло. Я огляделся и понял, что тоже не знаю, в какую сторону идти. Мы так долго крутились по тайге, гарям, болотам, что я начисто потерял ориентировку. Почему же Ладецкий так уверенно пошел от нас? Значит, он знал, в какой стороне лагерь, знал, куда идет. Все-таки пятый год в геологии… Зачем же в таком случае Худяков пытается вернуть его?.. Я прислушался. Худяков, видно, догнал Ладецкого и у них шел разговор, но о чем, понять было невозможно. Доносилось лишь какое-то курлыканье и эхо.