Сергей Алексеев - Узел - повести и рассказы

— Не лезь, — спокойно сказал Худяков, не сводя глаз с места, где шла схватка. — Эй ты… взрывник! — окликнул он. — Тебя это… как зовут?

— Виктор, — ответил я и просунулся между Ладецким и Худяковым. Худяков остановился и полушепотом сказал:

— Стрелять, когда я скажу. А ты, Витька, гляди, чтобы этот… — он кивнул на Ладецкого, — не выпалил раньше, из-за моей спины.

И, не оглядываясь, пошел вперед. В это время нас догнал Гриша, без колпака, в халате, изодранном снизу на ремни. Бесцеремонно оттолкнув меня, ринулся за Худяковым.

— Сейчас я его свалю… — задыхаясь, пробормотал он. — Копаетесь тут…

Вдруг пронзительный, почти человеческий, крик резанул по ушам. Мне сначала показалось, что закричал Худяков, но в следующее мгновение желтый ком взлетел над кустами и упал в малинник.

— Эх-х, сука, зацепил! — простонал Худяков и побежал. Однако оборванный криком лай снова зазвенел. Надо стрелять, но стрелять не в кого! Треск, хрип, мельтешение. Секундного замешательства собак хватило зверю, чтобы отбить атаку и уйти. Он был совсем рядом, в тридцати метрах от нас! А теперь уходил огромными скачками, смахивая по пути сухостойные обгорелые деревца. Собаки, визжа и постанывая, кинулись следом. Когда мы выбежали к пятачку с развороченным валежником и поломанными кустами, их лай уже едва доносился. Худяков зарыскал по кустам, пощупал что-то на земле и обрадованно сказал:

— Крови нет! Хорошо!

— Чего хорошего? — откликнулся Ладецкнй, вешая карабин за плечо. — Упустили…

— Собачки после болезни слабоваты, — виноватым тоном проронил Худяков, — не могут удержать…

— Собачки твои… — буркнул Гриша. — Зря только бежали, как дураки ломились…

— Ну чо? — спросил Худяков. — Догонять будем?

— Догонишь тут как раз, — махнул рукой Гриша. — Он же зверь, у него сила немереная, а мне надо завтрак варить… Ну и охота, в мать ее…

— Пошли! — бросил Ладецкий. — Догоним, куда он денется.

— Ты, Витька, пойдешь? — спросил Худяков.

Я пошевелил пяткой, где волдырь уже раздулся, наверное, с кулак и согласился.

— А ты можешь сваливать в лагерь, — предложил Грише обрадованный Ладецкий. — Кипятить воду. Мяса принесем!

— Хэ! — воскликнул Гриша. — А где он, твой лагерь? Я отсюда в жизнь один не выйду!

— Тогда давай с нами, — бросил Худяков и прислушался. Лай, казалось, пропал совсем.

— Там, — сказал Ладецкий и показал вправо. — Слышь?

— Там эхо, — Худяков мотнул головой, вскинул ружье и зашагал к опушке гари, в противоположную сторону.

Мы шли часа два. Я давно уже не слышал ни лая, ни рева медведя. Снова начал моросить дождь. Хрустели сучья под ногами, хлюпали болота, шуршали ворохи опавших листьев и саднила никак не лопающаяся мозоль. Я уже потерял к охоте интерес, и мне было безразлично, догоним ли мы зверя, остановят ли его собаки когда-нибудь. Я шел, глядя под ноги, и тихонько поругивал мгновение, когда вылетел с ружьем из палатки и помчался черт знает куда, поругивал Гришу, который тащился опять позади и что-то бурчал. Худяков шагал как заведенный, неторопливо, но быстро, успевал отводить ветви деревьев, чтобы идущего за ним не хлестало по лицу, выискивать следы, когда проходили по вязким местам, и слушать собачий лай. Ладецкий шел уверенно и прочно, будто знал, что идти еще далеко и надо экономить силы и дыхание. Через час я наконец услышал гулкий, далекий лай, похожий на журавлиный клекот. Тайга поредела, начались густо заросшие травой луговины, потянулись осиновые гривы, голые и холодные под низким серым небом. Я потерял счет времени. Пасмурный осенний день казался бесконечно длинным, как и таежные километры.

— Держат, — сказал Худяков и сдернул ружье с плеча.

— Нет уж, дорогуша, — произнес Ладецкий и обошел Худякова. — С твоей методой мы за неделю этого медведя не убьем. Я впереди пойду.

Худяков молча взял его за плечо и негромко приказал:

— Назад.

— Чего ты раскомандовался? — взвился Ладецкий. — Хозяин нашелся…

— Ты мне собак перестреляешь! Дур-рак… — глаза Худякова сверкнули. — Сунься только…

Мы увидели зверя на чистой лужайке, зажатой с двух сторон темными стенами пихтачей. Нет, Худяков ошибся. Собаки не держали его. Медведь упрямо двигался вперед, а когда псы надоедали ему, он садился, молча отмахивался от них и брел дальше. Огромная бурая глыба двигалась как танк, и собаки дурели от бессилия, скакали вокруг, изредка делая резкие выпады к неприступным медвежьим бокам.

Худяков остановился и вытер лицо руками.