Эмбер Смит - Такой я была

Хотя они не знают, что случилось, что он сделал со мной, они помогли этому случиться. В некотором смысле дозволили это. Они разрешили ему находиться в нашем доме и заставили меня поверить, что кто угодно, только не я сама, знает, что для меня лучше. Вот за что я ненавижу их. И Кейлина. А Кейлина еще и за то, что он больше предан Кевину, чем мне. Я это знаю. Все знают. И Кевин особенно.

А Мара? Вот что она за подруга, раз не выудила из меня, что со мной происходит? Почему после стольких лет нашей дружбы я не могу обо всем ей рассказать? Почему мне кажется, что даже она мне не поверит, а если и поверит, то решит, что я сама виновата? Почему, когда мы вместе, я иногда чувствую себя самым одиноким человеком в мире? Почему мне порой кажется, что нет никого, кто понимал бы меня хоть самую малость, хоть чуть?

Почему мне кажется, что… боже, как неприятно это признавать – что единственный человек во всем свете, который действительно знает меня, понимает, какая я на самом деле, это Кевин? Это же ненормально. Совсем ненормально. За такие мысли меня в психушку нужно запереть. Но ведь это так – он один знает правду. Не только правду о том, что случилось, но и правду обо мне, о том, что я из себя представляю. Из какого я теста. И это дает ему власть надо всем в этом мире.

Но больше всего я ненавижу себя. Действия или бездействие окружающих – это одно, но я сама позволила им так с собой обращаться. Это я лгунья, трусиха, которая не может перестать притворяться, потому что боится.

Линзы – это все ерунда. Кларнет, клуб защитников окружающей среды, будущие бизнес-лидеры Америки, французский клуб, обеденный книжный клуб, клуб любителей физики, участие в школьном ежегоднике – все то, чем я больше не хочу заниматься, что мысленно вычеркнула из списка занятий, в которых хочу участвовать, тоже неважно. На кону моя жизнь, мое «я», мой здравый смысл. Вот что поставлено на карту.

Позже вечером я выхожу из комнаты и делаю над собой усилие, чтобы не начать перед ними извиняться. Ведь мне так этого хочется, я, как всегда, мечтаю заслужить их одобрение. Но я должна научиться постоять за себя. И это начнется здесь, потому что здесь меня лишили этой способности.

На следующей неделе мне покупают линзы. Первая маленькая победа в битве за возвращение контроля над своей жизнью. Прощай, Мышка Минни. Прощай, притворство. Прощайте, детские игры.

Как это, оказывается, легко – полностью преобразиться. Я ношу линзы. У меня новая одежда, выбранная без маминой помощи. Я наконец-то поняла, что делать с волосами – после четырнадцати лет растрепанных кудрей и ободков. Отрастила челку, прекратив то отрезать ее, то закалывать, как делала это много лет. Проколола уши в торговом центре, когда мы ходили за покупками к новому учебному году, и вставила маленькие сережки с драгоценными камнями и еле заметным деликатным блеском. Мара первой проколола вторые дырки, чтобы я не боялась.

Я стала краситься, но чуть-чуть. Немного. Блеск, тушь для ресниц. Я выгляжу не вульгарно, а довольно мило. Обычно. В нормальных модных джинсах, которые на мне отлично сидят. В простой футболке и кардигане, не скрывающем округлостей фигуры, появившихся у меня в это лето. Теперь я похожа на человека, способного принимать самостоятельные решения, и больше не похожа на ребенка. Я выгляжу как обычная десятиклассница. Как та, кому больше не надо прятаться.

Я надеваю новые сандалии на босу ногу и выхожу из дома.

– Боже мой! – восклицает мама и хватает меня за руку уже на пороге. – Какая же ты стала красавица, просто не могу поверить, – она держит меня за плечи, вытянув руки.

– Не можешь?

– Нет! Что-то в тебе изменилось. Ты стала такой… уверенной. – Она оглядывает меня с улыбкой. – Удачи в первый учебный день!

Мара должна приехать с Камероном: к концу лета они снова начали вместе тусоваться. Жду ее на ступеньках школы. Люди проходят мимо и смотрят на меня. Это непривычно. Раньше я всегда была невидимкой. И на меня никогда не смотрели как на обычного человека. В качестве эксперимента тестирую на незнакомой девчонке свою новую улыбку. Та не только улыбается в ответ, но и говорит «привет».

Вижу еще одну девочку, которая поднимается по лестнице одна, и уже собираюсь протестировать и на ней свою улыбку, но вздрагиваю и останавливаюсь. Она смотрит на меня в упор, темные, почти черные глаза буравят меня, теплая, золотистая кожа загорела, утреннее солнце играет в черных волосах.