Джозеф О'Коннор - Ковбои и индейцы

Саломея опять рассмеялась.

— Ясное дело, — сказала она, — это очевидно.

Но чем больше Эдди рассказывал о Марион, тем чаще Саломея говорила, что Марион кажется ей отличной девчонкой. Эдди это повергало в отчаяние. Саломея говорила, что пришло время женщинам выйти вперед в вопросах секса. Из ирландских женщин, говорила она, норовят воспитать этакий гибрид Девы Марии и Флоренс Найтингейл [61] Найтингейл Флоренс (1820–1910) — английская сестра милосердия; олицетворяет лучшие черты своей профессии. . Говорила, что Эдди ничего не понимает в женщинах и под всей этой брехней о равенстве прячет такой же мужской шовинизм, как и все остальные. Эдди возражал, что на самом деле чужд шовинизма; Саломея отвечала, что, увы, здесь они во мнениях расходятся.

— Сексизм мне претит, — сказал Эдди. — Я целиком и полностью за освобождение женщин.

Саломея возразила, что мужской шовинизм — это как брюки клеш. Он никогда полностью не исчезает. Она не верит мужчинам, которые объявляют себя феминистами. Это просто очередной способ совращения. Надо признать, более изощренный, но тем не менее совершенно прозрачный.

— Они все говорят одним голосом, — сказала Саломея, — эти мужчины, такие мягкие, ласковые, политически корректные и совершенно не похожие на хищников. Такое ощущение, что все они учились на одних и тех же курсах.

Они с Марион расстались вовсе не из-за мужского шовинизма, сказал Эдди, если, конечно, Саломее это интересно. Она ответила, что ей это не слишком интересно, но Эдди все равно рассказал, что они расстались потому, что он спал с другими девушками.

— Но она меня неправильно поняла, — вздохнул Эдди. — Я действительно спал с ними, и только, но ничего с ними не делал. Я часто сплю с моими друзьями. А ты нет? Мне просто очень приятно и уютно спать с кем-нибудь рядом. Секс тут совершенно ни при чем.

Саломея сказала, что оправдание красивое, но весьма шаткое. Эдди не может быть одновременно и крутым мачо, трахающим всех подряд, и мистером Недотрогой. Не может менять принципы в зависимости от того, удобны они ему в данной ситуации или нет. Она сказала, что Эдди — сексуальный хамелеон и что в конце концов ему придется выбрать что-то одно. И добавила, что ему предстоит еще очень много узнать о женщинах.

— Дело в том, детка, что самые лучшие из них не так хороши, как тебе кажется, а самые худшие вовсе не так плохи.

Она звала его то деткой, то нибелунгом. На первых порах его это просто бесило.

— Не называй меня так, — говорил он, — я тебе не какая-нибудь немчура!

Но постепенно Эдди привык. Дальше — больше. Саломея придумывала для него новые глупые прозвища, и он вдруг обнаружил, что ему это нравится. Однажды, сидя на кухне, он подумал: господи, я взрослый человек, но, назови она меня хоть Пирожком, я возражать не буду.

Он начал думать о ней среди дня, когда ее не было, вспоминал ее лицо, изгиб ее тела, ее смех. Порой, когда он смотрел, как она, свернувшись клубочком на диване, разговаривает по телефону и поглаживает щиколотку босой ноги, ему хотелось плакать от желания. То, как она приглаживала волосы, как писала свое имя, как улыбалась своей мимолетной опасной улыбкой, буквально сводило его с ума.

«Боб, — писал он, — мне очень скверно. Я не знаю, что со мной происходит».

Однажды ветреным воскресным вечером они вместе сидели в Хампстед-Хит [62] Хампстед-Хит — лесопарк на северной окраине Лондона, известный праздничными ярмарками и аттракционами. , ели лепешки с сыром и разглядывали прохожих, решая, кого из них им хотелось бы видеть среди присяжных, если бы, совершив убийство, они попали под суд. Саломея обожала эту игру. Эдди предпочитал другой вариант — выбирать, с кем из прохожих хотелось бы трахнуться за десять минут до конца света. Такое занятие здорово скрашивало ожидание поезда в метро. Саломея фыркнула, поперхнулась лепешкой, потом прикрыла рот рукой и громко рассмеялась. Влажные голубые глаза испуганно смотрели на него. Чтобы не упасть от смеха, она невольно оперлась о его колено. Эдди перестал смеяться. Смотрел на Саломею и будто падал куда-то сквозь бездну космоса. Она посерьезнела. Отвела с глаз рассыпавшиеся волосы. Потом наклонилась и поцеловала его в уголок губ — Эдди понял, что пропал.

Есть Бог на свете, подумал он, когда она языком раздвинула его губы. Благодарю Тебя, Господи, благодарю, благодарю…

В этот вечер, вернувшись домой, они занялись любовью. Все началось с возни на диване, когда на экране Мелвин Брэгг беседовал с Гором Видалом [63] Видал Гор (род. 1925) — американский писатель. в Шоу Южного берега. Саломея уютно устроилась в его объятиях, ласкала его лицо и грудь. Когда пальцы Эдди скользнули по ее бедру, она вздрогнула. Они ласкали друг друга сквозь одежду, тяжело дыша, сгорая от желания, а кот смотрел на них, терся задом о кофейный столик, и желтые его глаза светились насмешкой и хитростью. Когда половина пуговиц на кофточке Саломеи была расстегнута, юбка задралась, а Эдди чувствовал, что готов взорваться от желания, Саломея резко отстранилась от него и сказала: