Карлос Фуэнтес - Избранное

- Оружие! Дайте оружие!

- Не отставай! - заорал человек, бежавший впереди наших солдат.- В укрытие! Убьют!

Солдаты пробежали внизу мимо них, а они навели пулемет на улицу, чтобы прикрыть отступление товарищей.

- Наверное, где-то близко,- сказал он Мигелю,

- Целься, мексиканец, лучше целься,- сказал Мигель и сжал в ладонях последнюю пулеметную ленту.

Но их опередил другой пулемет. В двух или трех кварталах от них еще одно замаскированное пулеметное гнездо - фашистское - дожидалось нашего отступления, и теперь пули осыпали улицу, убивая наших солдат. Командир бросился наземь, гаркнув;

- На брюхо! Никак не научишь!

Он развернул пулемет и повел огонь по вражьему гнезду, а солнце тем временем уползло за горы. Дрожь пулемета отдавалась в руках, сотрясала тело. Мигель пробормотал:

- Одной смелостью не возьмешь. Эти рыжие бандиты вооружены лучше нашего.

Он смотрел вверх: над их головами гудели моторы.

- Опять «капрони» прилетели.

Они отстреливались бок о бок, но в темноте уже не видели друг друга. Мигель протянул руку и тронул его за плечо. Второй раз за день итальянские самолеты бомбили городок.

- Пошли, Лоренсо. «Капрони» опять тут.

- Куда идти-то? А как же пулемет?

- Черт с ним. Патронов больше нет.

Вражеский пулемет тоже смолк. Внизу, по улице, шли

несколько женщин. Высокими голосами вопреки всему они

громко пели:

С Листером и Кампесино,

С Галаном и Модесто И с командиром Карлосом,

Боец, забудь о страхе...

Странно звучали эти голоса в грохоте взрывов, они были громче бомб, потому что бомбы падали с интервалами, а пение не прерывалось. «И знаешь, папа, это были не очень воинственные голоса, а, скорее, голоса влюбленных девушек. Они пели воинам Республики, как своим любимым. А мы с Мигелем, еще наверху, у пулемета, случайно коснулись друг друга руками и подумали об одном и том же - что девушки пели нам, Мигелю и Лоренсо, и что они нас любят...»

Потом рухнул фасад епископского дворца, и они оба припали к крыше, засыпанные пылью, и ему вспомнился Мадрид, впервые увиденный; вспомнились кафе, переполненные людьми, где до двух, до трех часов ночи говорили только о войне, говорили весело, с уверенностью в победе. Он подумал о том, что Мадрид все еще держится, а женщины мастерят там себе бигуди из гильз... Они поползли к лестнице. Мигель еле двигался. А он с трудом волочил свое огромное ружье - решил не бросать, потому что на каждые пять бойцов приходилось по одной винтовке.

Они спускались вниз по винтовой лестнице.

«Мне казалось, тут, в доме, плакал ребенок. Трудно сказать, может, это был не плач, а завывание сирены».

Но ему виделся покинутый ребенок. Они спускались на ощупь, в полной темноте. Когда вышли на улицу, им почудилось, что там светлый день. Мигель сказал: «N0 ракагап». И женщины ответили ему: «N0 ракагап». Во тьме, наверное, юноши сбились с пути, потому что одна из женщин, догнав их, сказала: «Туда нельзя, идемте с нами».

Когда глаза привыкли к ночной мгле, они увидели, что лежат ничком на тротуаре. Взрыв отгородил их от вражеских пулеметов. Улица была завалена. Он вдохнул пыль и запах пота лежавших рядом женщин. Повернул голову, чтобы увидеть их лица, но увидел только берет и вязаную шапочку. Наконец одна из девушек подняла лицо, тряхнула каштановыми волосами, запорошенными известковой пылью, и сказала:

- Я - Долорес.

- Я - Лоренсо, а это Мигель.

- Я - Мигель.

- Мы отстали от части.

- А мы были в четвертом корпусе,

- Как выберемся отсюда?

- Надо сделать крюк и перейти через мост.

- Вы знаете эти места?

- Мигель знает.

- Да, я знаю.

- А ты откуда?

- Я мексиканец.

- Ну, тогда мы запросто поймем друг друга.

Самолеты улетели, и все встали. Девушки - в берете и вязаной шапочке -назвали свои имена: Нури и Мария, а они повторили

свои. Долорес была в брюках и куртке, а обе ее подруги - в плащах, с мешками за спиной. Они пошли гуськом по пустынной улице вдоль стен высоких домов, под балконами, под темными окнами, раскрытыми, как в летний день. Они слышали

непрерывную пальбу, но не знали, где стреляют. Иногда под ногами хрустели битые стекла, или Мигель, шедший впереди, предупреждал их, чтобы не запутались в проводах. У перекрестка

на них залаяла собака, и Мигель швырнул в нее камнем. На одном из балконов сидел в качалке старик, который не повернул

к ним своей обмотанной желтым шарфом головы, и они так и не поняли, что он там делает: ждет ли кого или встречает восход солнца. Старик не взглянул на них.