Карлос Фуэнтес - Избранное

Предостерегающий свист солдата за спиной подтвердил его опасения - не так тих каньон. И свист тут же был прерван внезапным выстрелом и хорошо знакомыми воплями: солдаты

Панчо Вильи бросили своих коней с вершины каньона вниз по крутому склону и стали с верхнего карниза поливать ружейным огнем разведчиков. Окровавленные взбесившиеся кони катились под громыханье выстрелов в пропасть, увлекая с собой раненых, разбиваясь об острые камни. Он успел повернуть голову назад и увидеть, как Тобиас кинулся, подобно вильистам, вниз по отвесному косогору. Но выполнить приказ индейцу не удалось: его конь споткнулся и секунду летел по воздуху, затем грохнулся на дно ущелья и придавил своим телом всадника. Вопли усиливались, ружейная пальба учащалась. Он быстро соскользнул на левый бок лошади и ринулся с седла вниз, стараясь затормозить падение, цепляясь за выступы горы. На какое-то мгновение перед его глазами мелькнули животы взвившихся на дыбы коней и дымки выстрелов - напрасно тратили порох его солдаты, застигнутые врагом на узком скалистом карнизе: они не могли ни укрыться, ни повернуть коней. Он катился вниз, обдирая руки о камни, а люди Вильи прыгали на второй карниз, чтобы схватиться с разведчиками врукопашную. Снова загрохотал страшный обвал - падали сплетенные тела и обезумевшие кони. А он в это время трогал окровавленными руками темное дно каньона и старался вытащить револьвер. Снова его окутала тишина. Отряд уничтожен. Он растянулся под огромной скалой. Болело плечо, ныла нога.

- Выходите, капитан Крус. Сдавайтесь, хватит...

Из пересохшего горла прозвучал ответ!

- Чтобы меня расстреляли? Здесь обожду.

Но пальцы, парализованные болью, едва держали револьвер. С усилием приподняв правую руку, он вдруг почувствовал резкую боль где-то глубоко в животе. Стрелял не глядя - не было сил прицелиться; стрелял, пока спусковой крючок не защелкал вхолостую. Он швырнул револьвер за скалу, а сверху снова послышался голос:

- Руки на затылок и выходите.

С той стороны скалы громоздилось около трех десятков лошадей, мертвых или умиравших. Одни пытались поднять голову, другие судорожно дергали передними ногами; у многих на лбу, на шее, на животе пылали красные розаны. На лошадях или под ними в самых разных позах лежали люди из обоих отрядов: лицом вверх, словно подставляя рот под струю незримого ручья; лицом вниз, обнимая камни. Все были мертвы, кроме одного, который стонал, придавленный гнедой кобылой.

- Дайте мне его вытащить! - крикнул он тем, наверху.- Может, это кто из ваших.

Но как? Чем? Откуда взять силы? Едва он нагнулся, чтобы схватить под мышки распростертое под лошадью тело Тобиаса, как в воздухе свистнула пуля и ударилась о камень. Он поднял глаза. Начальник победителей - в высокой шляпе, белевшей на фоне горы,- утихомирил стрелка угрожающим жестом. Липкий грязный пот тек по рукам; правой кисти он почти не чувствовал, но левой вцепился в грудь Тобиаса мертвой хваткой.

За спиной он услышал дробный цокот копыт. Вильисты цепочкой спускались в ущелье, чтобы взять его. Они уже стояли над ним, когда разбитые ноги индейца яки показались из-под брюха лошади. Вильисты содрали с капитана патронташи.

Было семь часов утра.

Добравшись до тюрьмы в Пералесе, он едва мог представить себе, как за девять часов преодолели они - два пленника и вильисты под командой полковника Сагаля - крутые тропы сьерры и спустились к поселку в районе Чиуауа. Голова кружилась от боли, и он смутно различал дорогу. Очень трудную для него. Очень легкую для тех, кто, подобно Сагалю, сопровождал Панчо Вилью с первых его отступлений и за двадцать лет изъездил эти горы, знал все их укрытия, проходы, обрывы, тропки.

Белая шляпа в форме гриба скрывала пол-лица Сагаля, но его длинные крепкие зубы, окаймленные черными усами и бородкой, всегда сверкали в улыбке. Сверкали, когда он с трудом влез на лошадь, а разбитое тело яки перекинули сзади, лицом вниз, через круп его лошади. Сверкали, когда Тобиас протянул руку и схватился за пояс капитана. Сверкали, когда отряд тронулся в путь и, направившись к зияющей дыре в горах, вошел в настоящий тоннель, не известный ни ему, ни другим каррансистам и позволявший пройти за час расстояние, которое наземными тропами не пройти и за четыре часа. Но он почти не думал об этом. Он знал, что обе стороны в этой бандитской войне расстреливали на месте вражеских офицеров, и спрашивал себя, почему полковник Сагаль уготовил ему другую судьбу.