Карлос Фуэнтес - Избранное

- Хорошо, дон Артемио, не беспокойтесь, я сумею перевести стрелку. Хотя и придется порыться в грязи... Раз уж зашел об этом разговор, у меня есть с собой кое-что о деятельности «благодетеля».... Так, кое-что...

- Давайте, давайте. А, Диас, хорошо, что вы зашли... Взгляните-ка... Поместите это на первой странице под вымышленным именем... Всего доброго, Мена, жду новых сообщений... »

Жду сообщений. Сообщений. Новых сообщений. Сообщений. Обо мне, о моих синих губах. О-ох, руку, дайте руку - биение чужого пульса оживит меня, мои синие губы...

- Ты виноват во всем.

- Тебе от этого легче, Каталина? Пусть так. Переправимся через реку верхом. Вернемся на мою землю. На мою землю.

-...мы хотели бы знать, где...

Наконец, наконец-то они доставили мне удовольствие: пришли, заползали на коленях, хотят вырвать у меня тайну. Священник уже раньше делал заходы. Плохи, видно, мои дела, если теперь и они обе ноют у моего изголовья, молят с дрожью в голосе - я прекрасно все слышу. Им хочется разгадать мой замысел, мою последнюю шутку, которую я давно вынашивал.

Я не смогу насладиться их унижением и всем, что за ним последует, но первые его симптомы меня веселят. Может, это последняя радость победы...

- Где же оно...- шепчу я с притворной озабоченностью...- Где же... Дайте подумать... Тереса, я кажется вспоминаю... Нет ли его в шкатулке красного дерева, где лежат сигары?.. Там двойное дно...

Я не успеваю договорить. Обе вскакивают и бросаются к моему огромному столу с металлическими ящиками, за которым, они думают, я иногда провожу бессонные ночи, перечитывая завещание,- они хотели бы, чтобы так было. Обе с трудом выдвигают ящики, роются в бумагах и наконец находят шкатулку... черного дерева. Ага, значит, здесь. Раньше-то была другая. Теперь эта. Сейчас их пальцы, наверное, торопливо ищут второе дно, с благоговейным трепетом его обшаривают. Ни черта. Когда же я ел в последний раз? Мочился уже давно. А как же есть? Вырвало. Как же есть?

«- Заместитель министра на проводе, дон Артемио... »

Уже опустили жалюзи, да? Уже ночь? Есть цветы, которым нужен свет ночи, чтобы раскрыться. Они ждут восхода тьмы. Вьюнок развертывает лепестки в сумерках. Вьюнок. На той хижине тоже был вьюнок, на хижине у реки. Он раскрывался по вечерам, да.

«- Спасибо, сеньорита... Слушаю... Да, Артемио Крус. Нет, нет, недопустимо никакое соглашение. Это прямая попытка свергнуть правительство. Они уже добились того, что члены профсоюза толпами выходят из правящей партии. Если так будет дальше, на кого вы станете опираться, сеньор заместитель министра?.. Да... Это единственный путь: объявить забастовку Незаконной, послать солдат, разбить их в пух и прах, а главарей - в тюрьмы... Тут не до шуток, дорогой сеньор... »

У мимозы, да, у мимозы тоже есть чувства: она может быть нежна и стыдлива, целомудренна и трепетна. Живая мимоза...

«-...да, конечно... И более того, скажем прямо. Если вы проявите слабость, я и мои компаньоны тут же переведем капиталы за пределы Мексики. Нам нужны гарантии. Что вы скажете, если, к примеру, из страны за две недели утечет сто миллионов долларов?.. А?.. Да, я понимаю. Еще бы!..»

Да. Конец. Вот и все. Все ли? Кто знает. Не помню. Давно уже не слушаю магнитофона. Делаю вид, что слушаю, а сам мечтаю о всяких вкусных вещах, да, приятнее думать о еде - я не ел уже много часов. Падилья выключает аппарат, я лежу с закрытыми глазами и не знаю, о чем думают, о чем говорят Каталина, Тереса, Херардо, девочка... Нет, Глория ушла, недавно ушла с сыном Падильи: лижутся в зале, пока там нет никого. Я лежу с закрытыми глазами. Видятся мне свиные отбивные, кровавые бифштексы, жареный барашек, фаршированные индейки, супы - супы я очень люблю, почти так же, как сладкое. Ох, я всегда был сластена, а сласти бывают чудесные: из миндаля и ананаса на кокосовом и кислом молоке, на топленом тоже, а цукаты... И рыба хороша: уачинанго, камбала, робало 83, а устрицы, а крабы...

- Переправимся через реку на лошадях. И доберемся до отмели, до моря. В Веракрусе...

...кальмары и осьминоги; моллюски и другие морские деликатесы; думаю о пиве, горьком, как море, о пиве, думаю об олене по-юкатански, о том, что я не стар, нет, хотя однажды стал стариком, взглянув в зеркало... И об острых сырах, которые люблю. Думаю, хочу - как это приятно и как надоело слушать собственный голос, отрывистый, настойчивый, властный голос. Одна и та же роль, всегда. Скучно. Ведь можно было есть, есть. Есть, спать, любить и все прочее. Что? Кто это хочет есть, спать и любить на мои деньги? Ты - Падилья, и ты - Каталина, и ты - Тереса, и ты - Херардо, и ты, Пакито Падилья--так ведь тебя зовут? - молокосос, жующий губы моей внучки в углах моей комнаты, или, вернее, этой комнаты, потому что я не живу здесь. Вы молоды, но я тоже умею жить, потому и не живу здесь. Я стар? Старик с причудами, имеющий право иметь их, потому что посылал всех к... не так ли?- к... и знал, кого выбирать, и выбирал, вовремя, как той ночью. Да, я уже вспомнил - о той женщине, о той ночи... Вспомнил и об этом слове. Дайте мне поесть, почему мне не дают есть? Убирайтесь отсюда, ох... больно. Убирайтесь... вашу мать.