Алина Кроткая - Сердцелом (сборник)

Н. Ж. гладил меня кончиками пальцев, прижимал ко мне ладони, надавливал на меня запястьями. Затем настал черед кисточек. Первая была очень жесткая и твердая. Он аккуратно проводил её лезвием по моим бёдрам, рисовал под коленками, щекотал за ухом. Затем настал черёд самой мягкой и нежной – ею он разрисовывал грудь и обводил контур губ. Моё тело превратилось в картину из сгустков краски и ломаных линий. Я вся была покрыта какими-то первобытными узорами, а он всё не останавливался, нанося слой за слоем, цвет за цветом… И затем нарисовал красный круг в левой части груди: сердце.

Моя давняя фантазия обретала реальные контуры, краска стекала с меня, а кисти танцевали вокруг. Я не видела ничего, кроме приподнятых уголков губ Н. Ж. Я ничего не чувствовала, кроме его пальцев, липких и теплых.

Он поднял с пола нож. Попросил меня повернуться спиной. Медленно он обводил буквы на моём позвоночнике… Теперь они были даже не чёрными. На месте татуировки зияла открытая рана, из которой струями вытекала кровь, с примесью разноцветной краски… «Carpe diem», – сказал он.

Затем он повернул меня к себе и точно также обвёл контур нарисованного сердца. Теперь я кровоточила симметрично: красным кольцом на груди и 16-сантиметровой полосой на позвоночнике… Мечта художника. Фантазия безумца. Моё последнее желание.

«Давай, – прошептала я.– Уж лучше так, чем жить, как ты. Давай. Ты мне обещал!»

Н. Ж. продолжил… Теперь он использовал нож вместо пальцев и кистей. Он чертил глубокие порезы и легкие царапины. Краска питалась моей кровью и медленно стекала на пол. Живой оскверненный холст. Существо с нарисованным сердцем.

Но я чувствовала! Впервые, за несколько месяцев. Плевать, что этим чувством была дикая боль. У меня не было эмоций и страха, у меня не было ничего. Кроме этой боли.

Он нежно провёл языком по запястью, и его губы окрасились в синий. Затем он поднёс лезвие к моим венам. Туда, где ещё секунду назад запечатлел поцелуй. Резко взмахнул. То же самое сделал со второй рукой.

Теперь я была обладательницей экстравагантных браслетов. Красная кровь смешивалась с синей краской и представляла собой мой любимый фиолетовый цвет. Я удивленно развернула к себе руки, посмотрела на них и умерла….

Н. Ж. взял полотенце, вытер с себя краску, спокойно перешагнул через своё произведение и пошёл пить чай.

– Доброе утро, ты будешь чай? Хотя, да, глупый вопрос, – говорю я, и всё же наливаю две чашки чёрного. Одну ставлю себе, вторую – ему.

– Включи что-нибудь, не люблю тишину.

Я ставлю его любимую песню группы со странным названием. Несколько лет подряд запрещала себе её слушать.

– Шикос, – начинает подпевать припеву. Обожаю, когда он так делает.

– Ещё есть «Цезарь». И да, теперь он похож на настоящий, можешь не возмущаться: курица обжарена, салат – «Айсберг», а сыр, конечно же, «Пармезан». Всё как надо, – зачем я ему это говорю, он же всё равно не может теперь есть.

– Пасиб, дорогуш, – терпеть не могу эти дурацкие словечки, но без них Кит не был бы похож на самого себя. Поэтому, пришлось их добавить.

Мы сидим на моей кухне, часы показывают 10, а за окном октябрь. Несколько лет назад это был самый страшный месяц за всю мою жизнь. До сих пор передёргивает, когда я слышу одно лишь его название. Тогда Кит позвонил мне и … Ладно, не будем, теперь-то всё хорошо.

– Я сейчас по делам, а вечером приду. Ты дома будешь?

– Как ни странно, но да, – вертикальный шрамик на верхней губе поехал в сторону. – С недавних пор я почему-то совсем не могу выйти из квартиры, несколько раз пробовал. Со мной точно всё нормально?

– Конечно, – улыбаюсь я. – Ты привыкнешь.

Чёрт, мне нужно успеть продлить время до полудня. Я оперативно убираю со стола и после этого обнимаю Кита за плечи. Странное ощущение, до сих пор не могу к нему привыкнуть. Пальцы покалывает, будто по ним пустили ток. Но я всё равно очень рада, что могу хотя бы трогать его и целовать. Слишком давно я об этом мечтала.

Когда я закрываю входную дверь, Кит так и сидит на кухне, перед ним – нетронутые чай и салат. Он озадаченно смотрит на посуду и делает попытки взять её в руки.

Я огляделась по сторонам. Вроде бы, никого нет. Воткнув взгляд в землю, я быстро свернула в переулок. Полуразваленное, с виду, здание было через десять шагов. На фасаде висели блёклые потрескавшиеся надписи «Ритуальные услуги», «Помни», «Контора Эм». Любой человек в здравом уме обошёл бы этого трухлявого монстра стороной, но я уверенно потянула на себя дверь. Прямо были две лестницы – одна вверх, другая в подвал. Я выбрала вторую.