Нагулявшись, мы отправились фотографировать. Я выставлял штатив, камеру и настраивал выдержку. Хотел сделать необычные фото из тоннеля, с летящим на меня поездом. Захватывающие и волнующие.
Сначала, разумеется, я фотографировал её: Полина на рельсах, Полина на фоне поезда, Полина крупно, Полина мелко, Полина за щитком, Полина … Полина… Мне понадобился другой штатив, и я попросил её принести его. Он был как раз в том безопасном тоннеле. Я в это время стоял на пятачке, где в разные стороны расходились рельсы, и был так поглощён этой картиной, что боялся отвлечься хоть на минуту и потерять нужный угол. Я обнимал глазами все те провода и камни.
Сначала я услышал её шаги, потом звон железок, а затем …звук остановившегося поезда. Да. Именно в тот момент, именно в тот день по служебному тоннелю ехал поезд… Он резко вылетел из-за поворота и …раздавил её собой. Визг тормозов, эхо её вопля, грохот рельс: всё случилось в одну секунду. Этот гул… На весь тоннель… Рельсы, залитые кровью и какой-то слизью, мелкие обрывки одежды, осколки костей. Полина… Такой я видел её в последний раз. Её тело просто разбросало по периметру. Его размазало, как кетчуп по хот-догу… Дальше я помню смутно. Мат машиниста, наряд полиции, разборка. Какие-то люди, мучившие меня вопросами, какие-то бумаги, какое-то дело. Его потом замяли. Слишком скандальным получился бы процесс: группа подростков влезла на запрещенный объект, погибла девушка. Так как всё случилось по нашей вине, претензий не было. Этот случай не придали огласке…
Знаешь, каким был последний снимок, который я видел? Следственная фотография Полины, то есть остатки её тела на рельсах. Эксперт безжалостно сделал это фото на мою камеру.
Близкие тогда испугались, что моё сердце сломается. Но оно билось. Стучало в, приложенные к нему, ладони. Все тогда вздохнули с облегчением. Но рано. Оно сыграло злую шутку. Стало барахлить: биться реже, замирать, отставать, и снова возвращаться к нормальному ритму. Мне хотелось выть от боли, что я и делал. Я сжимал в зубах шарф и плакал. Скулил. Бил кулаками стены. Ведь это я! Ведь это из-за меня у неё и похорон человеческих не было! Все её останки поместились бы в коробку из-под ноутбука. Это месиво, раньше бывшее моей любимой девушкой, хоронили в закрытом гробу. И даже родителям не позволили увидеть, во что она превратилась! Иначе их сердца тоже пришлось бы нести в «Сердцелом»…
А однажды я проснулся и поймал себя на мысли, что это утро очень свежее и чистое… Я больше не винил себя и не выворачивался от боли. Потому что я её не чувствовал. Сердце сломалось. Навсегда. Через две недели после смерти Полины, через 14 дней после перебоев и остановок. Оно просто перестало работать. Я стал таким, как сейчас. Долго медлил, прежде чем отнести его в «Сердцелом». Я принёс его, когда связь совсем оборвалась, и оно окоченело. – Я вспомнила его рентген. Дырку на месте сердца….
– Никто не узнал, что оно сломалось. Я никому не сказал. Не хотел, чтобы перешёптывались, жалели. Сжёг квитанцию о сдаче в утилизацию и вживил чип. Он так же колотит. Его проектировали специально под мой организм. – Так вот, что так сильно стучало…
– Теперь я не отвлекался на переживания. Радость, грусть, сожаление – всё это было не в моём кружке, а с другой стороны листа. Моя же плоскость была чиста. Вся энергия уходила в учёбу. Родители всегда мечтали, чтобы я занялся серьёзным делом. Им претило моё творчество и оптика. Теперь я был готов их порадовать: стал получать второе высшее образование. По программированию. Мне ничего не мешало. Я штудировал книги по ночам, они импонировали мне своей чёткостью и ритмом. Они были похожи на меня: ни капли эмоций, ни капли живого. Я существовал в алгоритмах и программных кодах два года. Я был самым рациональным человеком. Безупречной машиной. Прекрасным роботом. Идеальным героем для книг Замятина и Оруэлла. А потом я понял, что не живу, я – всего лишь кнопка, существующая под действием пружин всего автомата. Я захотел что-то изменить. Я жаждал эмоций. Пусть бутафорных. Но эмоций. Я хотел видеть их рядом с собой.
Я стал внимательно всматриваться в лица людей: пытался запомнить, какие жесты они делают в определённые моменты, при каких обстоятельствах поджимают губы, закатывают глаза, теребят рукава или дотрагиваются до носа. Я купил тонны книг по невербальным коммуникациям. Учился улыбаться и делать вид, что опечален. Учился закатывать глаза от восторга или нервно потирать веко, когда вру. Я просмотрел километры пленки с сопливыми мелодрамами, внимательно наблюдая за поведением влюбленных. За их глупостями, срывами и порывами. На это ушло около года. А потом… Кто-то наверху, наверное, решил устроить мне экзамен, и …я познакомился с тобой, – он в упор посмотрел на меня.
Читать дальше