Джанет Уинтерсон - Разрыв во времени

У Миранды, героини последней шекспировской пьесы «Буря», есть отец, ради которого стоит родиться на свет. Но на острове они только вдвоем, и когда появляется Фердинанд, Просперо балансирует на краю типичной отцовской ревнивой ярости и ограждает себя от будущего, не давая будущему случиться. Однако он побеждает свой гнев, и Шекспир завершает пьесу, предоставив дальнейшее детям. Пусть в следующий раз они сделают все по-другому. В следующий раз они сделают все, как надо.

Как сказал Эзра Паунд: «Сотворите заново».

В «Зимней сказке» прошлое определяется будущим в той же мере, в какой будущее определяется прошлым. Прошлое здесь не история, а трагедия. Не бывает трагедии без духовных терзаний. Именно масштаб потери, ее смысл и бессмысленность наполняют жестокость и ревность в первом действии столь мучительной болью.

Второе действие с его танцующими пастушками и солнечным, пасторальным весельем нарочито контрастирует с темными, мрачными залами Сицилии.

А простые, бесхитростные добродетели старого пастуха и его сына Клоуна контрастируют с напыщенной заумью столичных жителей.

Поликсен, которому мы сочувствуем в первом действии, во втором действии оказывается ничем не лучше Леонта, когда пытается разлучить своего сына Флоризеля с его возлюбленной Пердитой, угрожая девушке смертью. В своем извращенном садизме Поликсен достоин Леонта.

Простая пастушка Пердита недостаточно хороша для его сына. Его ошибочные представления о Пердите столь же фатальны, как представления Леонта о Гермионе, Лира – о Корделии.

В третьем действии все разрешается в лучшем виде, и можно подумать, что счастливая концовка притянута за уши, но это не так. Леонт раскаялся искренне. Он ненавидел себя на протяжении шестнадцати лет. Твердость духа, проявленная Гермионой, противопоставлена скоропалительной ярости Леонта в первом действии и жестокости Поликсена во втором.

Гермиона делает то, что труднее всего сделать, чтобы восстановить справедливость: она не делает ничего.

«Ничего» – ключевое понятие пьесы. В бредовой речи Леонта о предполагаемой измене жены уже содержится верный ответ, но Леонт не в состоянии его услышать:

После ядерной катастрофы, сотворенной Леонтом, уже ничего нельзя сделать, пока следующее поколение не будет готово исцелить раненый мир; но и им тоже сначала придется избавиться от омертвелых стремлений прошлого, когда Пердита избегает смерти во второй раз.

Это «старая сказка», волшебная сказка. Однако в сказках угроза обычно исходит извне: дракон, армия вражеского королевства, злой колдун. Шекспир, предвосхищая Фрейда, помещает угрозу туда, где она пребывает на самом деле: внутри.

«Зимнюю сказку» впервые сыграли на сцене в 1611 году. И лишь по прошествии трехсот лет зарождающийся психоанализ начал нащупывать путь к пониманию, что будущее определяется прошлым и что от прошлого можно освободиться. Прошлое ждет в засаде. Прошлое – переодетый нищий. Шекспир любил маскарады и переодевания, когда одно представляется другим: девочка, переодетая мальчиком, переодетым в девочку. Принцесса – пастушка – богиня. Статуя, которая оживает. Все не то, чем кажется. В этом и заключаются ужас и великолепие «Зимней сказки».

И время, которое устанавливает пределы, дает нам единственный шанс вырваться за установленные пределы. Время все-таки не ловушка. От него можно освободиться. Потерянное найдется…

Предоставим последнее слово ей.

ПЕРДИТА

Скоро мы станем жить вместе, и нам придется жить в этом мире, как всем остальным. Придется ходить на работу, растить детей, обустраивать дом, готовить еду, заниматься любовью, но сейчас в мире так мало искренней доброты, что вся наша жизнь может запросто пойти насмарку. Мы будем мечтать, но суждено ли им сбыться, нашим мечтам?

Может быть, мы забудем о том, что с нами однажды случилось чудо. Наш волшебный сад зарастет сорняками, забытый, заброшенный, никому больше не нужный. Может быть, мы разойдемся. Может быть, жизнь и вправду тяжелая штука. Может быть, любовь бывает только в кино.