Джанет Уинтерсон - Разрыв во времени

– Выглядишь потрясающе, – сказала Пердита. – Ты на велосипеде приехала?

– У меня нет и не было велосипеда. Велосипеды, они для веганов.

Она обняла Кло за талию.

Вид у него был глуповатый и совершенно ошалелый.

– Привет, папа.

По коридору прошла Паулина с полотенцем на голове.

– Все готовы? Уже пора! Привет, Лорина.

– Здравствуйте, миссис Леви, – сказала Лорина. – Мы сядем в первом ряду.

Она взяла Кло за руку и увела за собой.

– Знойная женщина, – сказал Паст.

– Она транссексуал, – сказала Паулина.

– Транс чего? – не понял Паст.

– Не забивай себе голову, папа, – сказала Паулина.

– Так вы готовы? – спросил Паст. – Уже пора.

Вечер концерта.

В зале нет ни одного свободного места. Зал освещается красным светом. Сцена – серебристо-белым. На сцене – концертный рояль, ударная установка и достаточно места для маленького духового оркестра. В программе, помимо прочего, две местные молодые рок-группы, два поэта со своими стихами, один комик разговорного жанра и один огнеглотатель.

«Отчужденные» отыграли свое отделение. Публике они понравились.

– Я мог бы их раскрутить, – сказал Лео.

Паулина изобразила лицом ой-вей. О горе мне!

– Знаешь старую поговорку: не вываривай кости своих детей, чтобы сделать из них ложки?

– Давай ты избавишь меня от перлов еврейской мудрости и объяснишь человеческим языком, что происходит, – сказал Лео. – Почему они расчищают сцену? Что это за музыканты? Они откуда?

– Это ее группа, – сказала Паулина.

– Чья группа? – не понял Лео.

Свет на сцене и в зале погас. Полное затемнение. Черная ночь в глубоком сне. А потом в черноте зажегся крошечный огонек, высоко-высоко, словно свеча в окне под самой крышей. Что это значит? Что это падает сверху: белые перья или хлопья снега? И что там сверкает посреди снега и перьев, что искрится алмазным светом как обещание, как новый шанс?

А потом яркий прожектор высветил пространство, что пустовало, сколько мы себя помним, но что есть память, как не веревка, перекинутая через время?

Женщина стоит, как статуя, в круге света. Простое черное платье, красная помада. Густые темные волосы, короткая стрижка.

Она стоит неподвижно. А потом оживает.

– Эту песню я посвящаю моей дочери. Она называется «Пердита».

Лео встает и выходит в проход. Откуда-то из глубин зала выходит Ксено и встает рядом с ним. Он обнимает Лео за плечи. Теперь Лео плачет долгими слезами дождя.

Потерянное нашлось.

Сейчас мы оставим их, в театре, вместе с музыкой. Я сидела на последнем ряду и ждала, что будет дальше, а теперь я вышла на улицу, в летнюю ночь, и дождь течет у меня по щекам.

Я написала эту кавер-версию, потому что уже больше тридцати лет «Зимняя сказка» была для меня не просто пьесой, а глубоко личным текстом – частью созданного словом мира, жить без которого я не могу. Хотя вернее будет сказать: вне которого. «Без» указывает на отсутствие чего-либо, «вне» означает «за пределами чего-либо».

Это пьеса о брошенном ребенке. В каком-то смысле и обо мне тоже. Это пьеса о прощении и целой вселенной возможных будущих; о том, как прощение и будущее сплетаются воедино и простираются в двух направлениях, вперед и назад. Время обратимо.

Поздние пьесы Шекспира основаны на прощении.

Но что там прощается?

«Зимняя сказка» – отсылка к «Отелло». Герой, который скорее прикончит весь мир, чем изменится сам. Но в этот раз героине не приходится умирать из-за бредовых иллюзий героя. На самом деле Отелло не способен любить себя – не Дездемону. Он не доверяет не Дездемоне, а себе самому, но когда Шекспир возвращается к этой теме, он дает герою второй шанс.

Гермиона не умирает. Леонт с Поликсеном тоже не умирают. Будущее надежно защищено, потому что Пердита и Флоризель не повторят ошибок своих отцов. Правда?

Прощение. Для всякой истории есть всего три возможных концовки, если отбросить «И жили они долго и счастливо», потому что это не концовка, а кода.

Три возможных концовки:

Месть. Трагедия. Прощение.

Шекспир знал все о трагедии и мести.

На позднем этапе творческого пути он заинтересовался прощением – вернее, снова заинтересовался прощением, – потому что во «Все хорошо, что хорошо кончается» есть Елена, как противоположность эгоистичному, избалованному, порнографическому нарциссизму Бертрама; в «Мере за меру» есть Изабелла, как противоположность сладострастной жестокости Анджело. Они обе умеют прощать. И есть еще Порция, поэт милосердия в противовес убийственному мздоимству на фунт мяса. Не в том дело, что Шейлок еврей, а в том, что он еврей не в полной мере. Ибо сказано в Ветхом Завете: не ожесточись сердцем и прости долги ближнему своему. Прошлое не должно связывать будущее. В высшей мере способность прощать проявляется у Корделии и Гермионы. Корделия в «Короле Лире» умирает во имя любви, в противостоянии с Эдмунтом и Эдгаром, еще одной парой шекспировских враждующих братьев (Шекспир нередко использует этот сюжетный ход – взять тех же Леонта и Поликсена!). Корделия также противостоит своим сестрам, Гонерилье и Регане, двум змеям, столь же убийственным, как леди Макбет, и, как леди Макбет, погрязшим в мужских играх за власть. Лир несостоятелен как отец. Он не способен защитить младшую дочь от своего собственного безумия. Точно так же Леонт бросает свое дитя на милость медведей, волков и хищных птиц. Шекспир не был горячим приверженцем семейной жизни; вам хотелось бы вырасти в доме Монтекки или Капулетти? Вам хотелось бы таких родителей, как у Гамлета?