Джанет Уинтерсон - Разрыв во времени

– А что сделала Мими?

– Мими? Иди сюда. Смотри.

Они завернули за угол и вышли на Сен-Жюльен-ле-Повр. Высокие, тихие здания смотрели темными окнами в темноту.

И лишь высоко-высоко, под самой крышей, теплился крошечный огонек в маленьком окошке.

– Мими живет здесь. Но она больше не поет. Не эта Мими… не та, что в игре… а настоящая, в реальной жизни.

Ксено умолк на мгновение и продолжил:

– Если бы я мог отменить случившееся… А потом я подумал, что сделал свой выбор, потому что не мог выбрать что-то другое. Потому что меня-то, по сути, и не было. Выбирать было некому. Свобода воли проявляется только тогда, когда ты сильнее мгновения, в которое пойман. Речь не о судьбе. Я не верю в судьбу. А ты веришь?

Он не стал дожидаться ответа.

– Наши привычки и страхи делают выбор за нас. Мы – алгоритмы самих себя: если тебе нравится это, то, скорее всего, и вон то тоже понравится .

– Не в игре, Ксено, – сказала Пердита. – В реальной жизни. Мими умерла?

– Лучше спроси, жива ли она до сих пор, – сказал Ксено. – Нет, не жива. В том смысле, в каком «быть живым» означает «жить». Включить тебе ее песни? Хочешь послушать?

– Она записывала свои песни?

– Смотри, вот она.

– Она беременна.

– Да. Это та самая ночь. Когда Лео попытался убить меня во второй раз. Когда родился ребенок.

– Лео живет в Лондоне?

– Да. Теперь он исправился. Стал прямо ангел. Жертвует деньги на благотворительные проекты в помощь детям. Сейчас найду его в Гугле. Voilà! Или eccola ! Его мать была итальянкой. Папа – немец. С виду Лео похож на немецкого банкира, а ведет себя как итальянский мафиози… Паршивые деньги в паршивых портфелях, наезды на человека… Вот, смотри: «СИЦИЛИЯ – ПОТОМУ ЧТО ЛЮБОВЬ СТОИТ ДЕНЕГ». И вот список проектов, которые они поддержали: строительство школ, рытье колодцев, стипендии для одаренных детей, закупки медицинского оборудования для больниц. Весьма впечатляюще. Но Лео умеет производить впечатление. Впрочем, есть что-то, что говорит в его пользу, и иногда я даже верю, что он огорчается искренне: он больше не женился.

На огромном, во всю стену экране Ксено открыл фотографию Лео, а Мими продолжала петь:

– Он падает, падает… он влюбляется, как падает в бездну.

Ксено сказал:

– У Лео пристрастие к пропастям – он обрушил всю свою жизнь. И меня прихватил, когда падал.

– Как тебе нравится упиваться жалостью к себе, – сказал Зель.

Ксено обернулся к нему.

– Зель… я тебя не заметил.

– Все, как всегда, – усмехнулся Зель.

– Зель, мы можем поговорить? – спросил Ксено.

– Нет, не можем. Не можем, потому что не говорим, и не говорим, потому что не можем.

– Где тебя этому научили? На философском?

– Тебе обязательно нужно ударить в ответ? Да еще побольнее?

Ксено оперся руками о край стола.

– Зель, если бы я мог все изменить…

– Речь не о прошлом, – сказала Пердита. – Нельзя изменить то, что в прошлом. Но изменить настоящее можно.

– Похоже на надпись на магнитике для холодильника, – сказал Ксено.

Зель сказал:

– Ты считаешь себя героем, сломленным обстоятельствами? Но ты попросту трус. Ты управляешь собственной жизнью, избегая ее: отношений, детей, людей. Ты не умеешь любить, вот и все. Разыгрываешь из себя благородную и трагическую фигуру, но ты не трагичен и не благороден, ты просто жалок.

– А ты? – спросил Ксено. – Ты вдруг стал настоящим экспертом в любви?

– Ему не надо становиться экспертом, – сказала Пердита. – Надо просто пытаться любить.

Она подошла к Зелю и взяла его за руку. Ксено кивнул, улыбнувшись улыбкой, на улыбку совсем не похожей.

– «Любовь – неведомое имя тех рук, что ткут рубашку из огня, и нет того огня невыносимей».

Он снял футболку. У него на плечах были шрамы. Он расстегнул пояс и пуговицы на джинсах и снял и их тоже. Повернулся спиной к Зелю с Пердитой и спустил трусы.

На его бедрах виднелись побледневшие красные линии – шрамы после операции по восстановлению тазовых костей. Но он хотел показать не шрамы. Он хотел показать татуировку.

Два крыла, выраставшие из копчика и обнимавшие туловище с боков.

– Я думал, что умею летать, – сказал Ксено, – но умел только падать.

Зель отвез Пердиту домой.

По широким улицам, сквозь резкий свет и скопления машин. Сквозь жизни, которые никогда не кончаются.

Жизни, которые никогда даже не начинались. Люди по дороге домой с работы. Пьяные, не стоящие на ногах. Такси притормаживают и уносятся прочь. Собака у кучи мусора, женщина в окне, чернокожий бездомный, спящий на листе фанеры у входа в магазин уцененных товаров.