Джанет Уинтерсон - Разрыв во времени

– Отец постоянно был рядом, пока мне не исполнилось восемь.

А потом у него приключился какой-то срыв, и с тех пор мы с ним почти не виделись. Он оплачивал все счета. Оплатил мне учебу в университете.

– На автомехаников учат в университете?

– Нет. Я учился на философском факультете. Удивлена?

– Может быть… Я не знаю.

Ты знаешь , подумал он, возвращаясь в настоящее время. Ты меня знаешь .

– Ты поддерживаешь связь с отцом?

Зель покачал головой.

– Он много ездит по миру. К тому же он настоящий затворник – если можно назвать затворником человека, который много путешествует. И еще он алкоголик. Так что, когда мы с ним видимся, я даже не знаю, будет он пьяным или трезвым. Обычно он пьян настолько, что кажется трезвым. Это хуже всего.

– Поэтому ты и не пьешь?

Зель сразу замкнулся.

– Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Пердита двигалась в танце, прижавшись к Зелю и пытаясь вести его за собой. Он ощущал сквозь одежду, какая она теплая и мягкая.

– Кажется, я испачкал тебе все платье машинным маслом.

Они оба посмотрели вниз. ГОСПОДИ! ЕЕ ГРУДЬ! Тело Зеля думало за него. Он попытался подумать о чем-то грустном. Больные котята. Подопытные шимпанзе. Зачем он надел тесные джинсы?

– Прошу прощения. Я отлучусь на минутку.

ХоллиПоллиМолли допели последнюю песню перед антрактом. Они увидели, как Зель отошел. Холли уселась на краю сцены и вцепилась в Пердиту.

– Ну, что? Что, ЧТО, ЧТО?

– Что «что»?

– Он тебе нравится, да?

– Он серьезный и милый.

– И СМОТРИ, что он сделал с машиной! У него золотые руки.

– Слушай, давай ты сейчас от меня отстанешь? Я тебя очень люблю, но сейчас меня лучше не трогать. Пойду чего-нибудь съем.

Пердита подошла к буфетному столу, заставленному самой разной едой. Тут же рядом повар жарил креветки с зеленым луком в большом котелке на открытом огне.

Она взяла две порции и нашла свободный столик. Чуть поодаль она увидела папу. Он играл в карты с Автоликом и еще каким-то мужчиной, которого Пердита не знала.

Вскоре вернулся Зель. Он уже успокоился. Нигде ничего не выпячивалось. Пердита улыбнулась ему и протянула тарелку с креветками. Ему это понравилось. Девушка ест с аппетитом и улыбается. Она не жеманилась, не смущалась. Она была очень естественной, настоящей.

– Как ты думаешь, человек сам управляет собственной жизнью? – спросила она.

Зель подумал, что это сложный вопрос. Особенно, если принять во внимание, зачем он сейчас бегал в туалет. Вообще-то он собирался сказать Пердите, что ему нравится ее платье. Но после такого вопроса это прозвучало бы неуместно. Он наблюдал, как она ест. Она ела изящно и неаккуратно – Зель не понимал, как такое возможно, но даже когда Пердита роняла лапшу, она роняла ее элегантно.

Делай так дольше , подумал он. Делай так вечно. И пусть я буду рядом .

Он сказал:

– Все зависит от того, во что ты веришь: в свободу воли или в судьбу. Покажи мне ладони – обе ладони. Я сяду поближе.

Это был хороший предлог сесть с ней рядом и прикасаться бедром к ее бедру.

– Ты умеешь гадать по руке?

– Моя мама умеет… Ее предки были рабами на плантациях. Это знание передавалось у них в семье из поколения в поколение по женской линии. Она немножечко ведьма вуду.

Пердита протянула ему левую руку. Зель провел пальцем по ее ладони.

– Это карта, сделанная из кожи. Эта линия, до запястья, называется линией жизни. Странно…

– Что странно?

– В самом начале линии… вот здесь… Видишь, она прерывается? Прерывается полностью. Как будто ты умерла. Но ты точно не умерла. А здесь проходит еще одна линия, словно другая жизнь, которая заслоняет жизнь настоящую… А тут она снова соединяется с главной линией, как рельсовый путь, которым больше не пользуются.

– Это моя другая жизнь, – сказала Пердита. – Я – приемный ребенок.

– А… извини… Я не знал. Мне очень жаль. Я…

– О чем здесь жалеть? Я – приемный ребенок, и что с того?

– А ты никогда не хотела найти своих настоящих родителей?

– Да какие они мне родители? В смысле, кого надо считать настоящим родителем? Того, кто дал тебе жизнь, или того, кто тебя вырастил и воспитал? Я люблю Паста. И он – мой папа.

Зель кивнул.

– Мой отец мне отец, но я совершенно его не знаю. Он мог бы быть чьим угодно отцом. Я мог бы быть чьим угодно сыном.

– А твоя мама?

– С ней все хорошо. Она старалась быть хорошей мамой.

– Моя настоящая мама умерла. Поэтому меня и удочерили.

– Мне очень жаль.