Array Шэнь Жун - Царь-дерево

— Птичками забавляешься? — набросился на него Ван Шичжун. — Хорошенькое занятие для революционного бойца!

И подскочив к Суню, он выхватил у него клетку и разломал ее. У всех испортилось настроение.

— Спать, — промолвил Чэнь Юй, раскинувшись на кровати. — Спорим, Глупый мишка, что сегодня я побью твой рекорд.

Соревнования по сну входили в «программу» выходных, и прошлый раз Сунь Дачжуан победил, проспав двенадцать часов подряд.

— Не буду спать, — расстроенный Сунь вертел в руках сломанную клетку. — Чего они смеются надо мной?

Вдруг он оживился.

— Постой, ты же умеешь рисовать. Нарисуй нам что-нибудь!

Чэнь Юй, не ответив, закрыл глаза.

— У нас в деревне, к примеру, живет маляр, — продолжал Сунь, — здорово так рисует, шкафы и столы расписывает цветами, птицами, красиво…

— Ну, понес! Маляр — вот он и малюет. Это же ремесло, а не искусство, — сказал Чэнь Юй.

— Рта раскрыть не можешь, чтобы не сказать про искусство, — не стерпел Ван Шичжун, которому казалось, что Чэнь Юй задается. — А сам тыквы, наверное, нарисовать не можешь!

— А вот и могу! — Чэнь Юя как ветром сдуло с постели. — Постой, сейчас я изображу с натуры одну тыкву-горлянку!

Он откинул матрац, вытащил оттуда коробку с кисточками, карандаши и альбом. Он не брался за кисть с тех пор, как пришел на стройку. Чэнь Юй был глубоко обижен тем, что произошло в дивизионной кинобригаде, где он прежде служил, рисуя диафильмы. Однажды он нарисовал серию политико-воспитательных картинок к «Истории о том, как помещик богател, обирая Эрхэй-цзы». Когда во время демонстрации диафильма дошли до кадров «грабежа Эрхэй-цзы», в зале послышались смешки, а вскоре под общий хохот показ фильма пришлось прекратить. Растерявшийся Чэнь Юй побежал к командиру выяснять причину.

— Ну и натворил ты бед! — испуганно стал выговаривать тот. — Как же тебя угораздило нарисовать такого помещика — ну прямо вылитый комиссар Цинь Хао!

Чэнь Юй ахнул от удивления. Агитматериалы — это не картины, он писал их во множестве и как бог на душу положит, не различая, где там Чжан, Ван, Ли или Чжао. Но тут он задумался: «Ведь так оно и есть!» Как ни старался он как можно уродливее изобразить помещика, в нем все-таки проглядывало что-то знакомое, этот ястребиный крючковатый нос, насупленные брови!.. Ну конечно же — ни дать ни взять Цинь Хао!

Не прошло и месяца после того случая, как его перевели в стройбат в ударное отделение. Ничего не попишешь, сам виноват! Сегодня, когда Ван Шичжун вывел его из себя, он снова взялся за рисование. Положив несколько широких мазков, он протянул вырванный из альбома лист Сунь Дачжуану. Тот взглянул да так и покатился со смеху.

— Дай-ка сюда, — не выдержал Ван Шичжун, сбитый с толку всеобщим весельем.

При виде рисунка лицо его вытянулось, он не знал, смеяться или плакать. Чэнь Юй ловко схватил особенности его лица — круглые, как плошки, глаза, толстые щеки и надутые губы — и, утрировав их, сделал шарж, как точную копию с натуры.

— Черт подери! — вскричал Ван, тыча в похожий на мундштук трубы рот. — Что за морду ты нарисовал?

— Художественное преувеличение! — ехидно пояснил Чэнь Юй. — «Комиссар отделения» трубит сигнал атаки.

— Иди ты… — выругался Ван и невольно рассмеялся.

— Разгружай! — раздалось снаружи. — Есть тут кто? Выходи на подмогу!

Это были грузчики из другой роты, они пришли ловить на удочку простофиль.

Сунь Дачжуан вразвалку вышел из барака.

— А, дурень, снова ты!

Он не раз помогал грузчикам, которые давно его заприметили. Машина была нагружена мраморными плитами и кафелем. Матовый с прожилками мрамор и белый, как яшма, кафель радовали глаз. Они, без сомнения, пойдут на отделку Зала боевой славы. Сунь прикинул в уме: одна плита стоит, пожалуй, дороже его дома. Ради таких дорогих материалов и попотеть в радость. Он сбросил с себя рубашку и стал у грузовика, крепкий, словно вбитая в землю свая. Взвалив на плечи стокилограммовый ящик с кафельными плитками, он разогнулся и быстрым шагом понес к складу стройматериалов. Вернулся — и опять короткая пробежка…

Глазом моргнуть не успели, как разгрузили полмашины. А Сунь даже в лице не изменился. Приступили к разгрузке мраморных плит, по двести с лишним килограммов каждая. Прислонившись к борту грузовика, Сунь подставил спину, и рабочие взвалили на него каменную плиту. Он крякнул от натуги, плита больно давила на рану, заклеенную пластырем. Сунь повернулся, на ходу покрепче подтянул ремень под мышкой и тем же скользящим быстрым шагом засеменил к складу. Двое солдат, стоя в кузове, разинув рты, смотрели ему вслед.