Array Шэнь Жун - Царь-дерево

Ли Хуэй хотела сказать что-нибудь, чтобы прервать затянувшееся молчание, но вдруг под домом загудела машина, и она, вскочив, выключила магнитофон:

— Папа приехал. Когда он переехал в Пекин, то сам еще танцевал янгэ [66] Янгэ — народный танец. , но эту мелодию не любит…

— Мне нужно идти, — Лян Цисюн встал.

— Ты не хочешь встречаться с папой? Подожди немного. — Она накинула платок и засмеялась. — Ну хорошо, иди в мою комнату и подожди там. Если захочешь, потом с ним поговоришь.

Как часто слепая любовь приводит к тому, что человек перестает думать и рассуждать. Лян Цисюн послушно пошел за Ли Хуэй. Ему даже в голову не пришло, что их отношения могут что-нибудь значить для окружающих, что, наверное, следует встретиться с ее отцом, что эта встреча вообще для чего-то нужна.

Ее комната была начисто лишена уюта и изящества, которые обычно присущи жилью женщины. Все стены были увешаны большими и маленькими рамами для картин, самыми разными украшениями и безделушками. Каждая вещичка притягивала внимание и не давала сосредоточиться на чем-нибудь одном. Над кроватью висела пожелтевшая фотография. Степь, река, и в воде стоит Ли Хуэй и еще какой-то худенький паренек. Похоже на фотографию с места отдыха.

— Кто это?

— Один мой хороший друг. Такой же глупый, как и ты, но он не так равнодушно, как ты, относился к жизни.

Раздался стук в дверь.

— О, это наш ветеран Восьмой армии. — Ли Хуэй не успела подойти к дверям, как их с той стороны уже открыла домработница. В комнату вошло несколько человек. Вошедший первым был, без сомнения, отцом Ли Хуэй. Большой, уверенный в себе, в нем сразу видна самобытность, и он совсем не такой страшный, как говорила Ли Хуэй… Ли Хуэй только успела назвать имя Лян Цисюна, а ее отец уже протянул ему руку:

— Хоть мы и не встречались, но знакомы уже давно. Я слышал, это ты спас фотографии, которые Ли Хуэй снимала во время «Тяньаньмэньского инцидента» [67] Тяньаньмэнь — центральная площадь Пекина. В 1976 г., в апреле, в День поминовения усопших, на ней состоялись стихийные митинги памяти умершего в том же году премьер-министра КНР Чжоу Эньлая. , это хорошо! А еще я слышал, что вы сейчас стали друзьями, да? Но только не надо торопиться, молодой человек. У меня сейчас кой-какие дела, я ими займусь, а потом мы побеседуем как следует. Думаю, это дело серьезное. А я не могу позволить так просто отнять у меня мою Ли Хуэй.

Его товарищи рассмеялись. Лян Цисюну казалось, что его ведут куда-то, как маленького, что он даже ростом внезапно стал ниже. И он стоял, не смея поднять головы, не двигаясь, только часто-часто стучало сердце. Отец Ли Хуэй, безусловно, интересный и совсем не высокомерный человек. Они снова перешли в гостиную, и Ли Хуэй небрежно сказала:

— Подожди его и поговори. Это удобный случай.

Она больше ничего не добавила, а может быть, и говорила еще что-то, но Лян Цисюн не запомнил. Если бы не это trying, не было бы того знаменательного дня, и все для Лян Цисюна было бы гораздо проще…

Тот паренек, что там на фотографии в ее комнате, — это Ян Фань, в кафе она сидела за одним столиком с Сунь Кайюанем. Какое они оба имеют к ней отношение? Лян Цисюн думал об этом, выйдя из кафе на Садовую и по дороге домой. Люди говорят, что любовь, как глаз, не терпит мельчайшей песчинки. Сунь Кайюань раздражал его, словно песчинка, попавшая в глаз. Он не понимал, почему Ли Хуэй с таким вниманием относится к этому Сунь Кайюаню, а его поступление в университет свела к шутке…

Лян Цисюн жил в небольшом скромном домике из трех комнат окнами на запад. Говорят, дом был построен еще при Цяньлуне [68] Цяньлун — китайский император (XVIII в.). для слепого мастера, который изготовлял для дворца цветные фонари. С тех пор прошло столько лет, все здесь обветшало, но семья Ляна, все семь человек, была очень довольна своим жильем. Потому что только их дом из трех комнат занимал четверть всего двора, а шесть других семей жили на остальной территории дворика.

Отец Лян Цисюна — скромный, всегда знающий свое место преподаватель математики в средней школе. Дотошный и скрупулезный во всем, что касалось преподавания, он был смирного и тихого поведения, и жизнь его, как по часам, текла по строгому распорядку. В школе и во дворе его уважали. Используя психологические определения, которые придумывала Ли Хуэй, его можно было бы назвать «твердым» человеком. К любому делу он старался подходить, только все обдумав и взвесив. Даже сейчас, вспоминая о десяти годах явного беззакония и о том, как его выслали в уездную школу, он испытывал некое удовольствие и гордость: «Все-таки эти несколько лет нового идейного воспитания много дали, особенно таким людям, как я». Мать Лян Цисюна работала на бумажной фабрике. Она происходила из семьи мелкого лавочника и всю жизнь казалась чем-то напуганной. Она была так же скрупулезна и пунктуальна, как и отец. Все эти годы, когда отец возвращался с работы домой, она задавала ему один и тот же вопрос: «Сегодня ничего не случилось?»