Array Шэнь Жун - Царь-дерево

Теперь Цзе Цзин осталась совсем одна перед несколькими скользкими малыми, которых часто называют «голышами» или «глазурными шариками». Окружив девушку, они то допрашивали ее, то ругали, то напыщенно восхваляли — кто во что горазд. Один разыгрывал роль мягкого человека, другой — непреклонного, третий — благородного, четвертый — злодея, но все мечтали стереть ее в порошок. Их главной целью было разозлить и запугать Цзе Цзин, чтобы она убежала и больше никогда, даже под страхом смерти, не вернулась в автоколонну. Они чувствовали себя здесь как рыбы в воде, автоколонна была их вотчиной, а профан Тянь Гофу — всего лишь игрушкой в их руках. Секретарь парткома послал сюда свою подручную наверняка для того, чтобы ставить им палки в колеса, подчинить себе это «неуправляемое звено». Теперь о любом происшествии в автоколонне девчонка будет доносить наверх — мыслимо ли стерпеть такое?

Режиссером всего этого спектакля был Лю Сыцзя. Сам он сидел в сторонке, в кабине грузовика, и спокойно наблюдал за тем, как его приятели насмехаются над девушкой. На его лице застыло задумчивое непонятное выражение. Впрочем, его отношение было еще непонятнее, чем выражение лица. Лю Сыцзя участвовал во всех хороших делах автоколонны, но и во всех плохих. С одной стороны, он был известен как шофер, проехавший сто тысяч километров без нарушений, а с другой стороны — как баламут, причем даже вождь баламутов. Спектакль с Цзе Цзин он затеял для того, чтобы поглядеть, как опозорится эта передовая работница завода, «баловень эпохи», но, увидев ее жалкое состояние, почему-то не ощутил радости, быстро пресытился и понял, что их поведение глупо и подло.

Цзе Цзин впервые в жизни испытывала такое унижение. Краснея и бледнея, она чувствовала себя абсолютно беспомощной и не могла ни огрызнуться, ни действовать, ни даже заплакать. Разве это рабочие, шоферы?! Это просто шайка хулиганов! Как она забрела в эту шайку, как могла помышлять остаться в ней? Ее буквально мутило: честная, чистая девушка вдруг очутилась на какой-то свалке! Выходит, за шесть лет работы она так и не узнала завода?

— Бесстыдники, не смейте обижать наивного человека! — крикнула наконец молодая водительница Е Фан. В левой руке держа сигарету, а правой обняв Цзе Цзин за плечи, она принялась успокаивать ее: «Не бойся! И нечего церемониться с этими сукиными сынами!» Вынув из кармана еще одну сигарету, она протянула ее Цзе Цзин: «Куришь?» Та смущенно покачала головой и не без любопытства взглянула на девушку, которая осмелилась прорвать блокаду отчаянных парней. Е Фан была очень красива: овальное лицо, словно выточенное из белого нефрита, пышные волосы, похожие на хвост феникса, шелковая кофта с вышивкой, короткая юбка западного покроя, стройные голые ноги, белые босоножки на высоком каблуке. Наряд ее был просто вызывающим, недаром многие, кто с одобрением, а кто с осуждением, называли ее «манекенщицей». На других такой наряд, возможно, выглядел бы неестественно, но у Е Фан он отлично сочетался с изящной фигурой и свободной манерой держаться. Казалось, она была рождена для модной и броской одежды. Девушки вроде Цзе Цзин, умные, серьезные, устремленные к высоким идеалам, обычно недолюбливают таких, как Е Фан, но сейчас Цзе Цзин чувствовала себя перед ней скованной и неотесанной. Та совершенно свободно болтала, шутила с парнями, если надо, ругала их, и Цзе Цзин оставалось только завидовать. Продолжая обнимать Цзе Цзин за плечи, Е Фан шепнула ей на ухо:

— Здесь нужно держаться совсем не так, как в заводоуправлении. Первым делом надо научиться ругаться и даже драться, чтобы уметь защитить себя!

Парни перемигнулись и перенесли атаку на Е Фан:

— Ладно, нечего вам шептаться! Эй, Е, ты чего подлизываешься к новой начальнице? Хочешь в партию вступить или сама начальницей стать?

Девушка вскинула голову, выпустила изо рта клуб дыма и вызывающе произнесла:

— Да, и в партию хочу вступить, и начальницей стать, чтобы вас как следует прижать, дряни вонючие, собачьи объедки!

— Ха-ха-ха! — весело загоготали парни, ничуть не обидевшись, как будто быть обруганным красивой девушкой — это величайшее наслаждение.

— Сама ты дрянь! Человек не умеет курить, а ты ему сигарету суешь. Совсем уже исподличалась! Если у тебя такие хорошие сигареты, угости лучше меня… — с ухмылкой молвил Хэ Шунь, протягивая руку.

Е Фан презрительно отвернулась. Но Хэ Шунь был не из тех, кто останавливается на полдороге. Облапив Е Фан, он хотел выхватить у нее сигарету, однако еще не успел прикоснуться к карману, как получил здоровенную затрещину.