Александр Григоренко - Потерял слепой дуду

– Меня не вышвырнешь. Не за что, – и добавил, чуть улыбнувшись: – Я ж не пью.

Было в его словах столько глухой убежденности, что Коська плюнул, обозвал брата матерно, сел в машину и уехал.

Домой он вернулся будто больной. Не здороваясь, не заходя к жене, молча переоделся в халат с драконами и заперся в своей комнате.

Константин привык всегда думать только о деле, не отвлекаясь на необъяснимое и, следовательно, ненужное. И сейчас он не искал корень зла, потому что ясно видел его. Это была подпись – его ошибка, чудовищная по своей нелепости. Ошибка, которую мог совершить только глупец или, наоборот, самый опытный, разумный человек – как шофер, благополучно отъездивший всю жизнь по самым страшным дорогам, за год до пенсии попадает в какие-то по-девчачьи смешные аварии. У него в автоколонне был такой…

После той подписи все пошло наперекос, и, не будь ее, освободились бы силы и деньги, и он не разрывался бы между спасением отеческого дома и жены. А ведь ее можно было спасти, можно, на каждую хорошую клинику есть еще лучшая. Заграница, наконец, там ведь мертвых оживляют.

Хотя как тут поможешь, когда почек, считай, нет, на искусственной живет…

Он начал думать, как будет хоронить Люсю, как будет жить без нее, как объяснит дочери, что свадьбу придется отложить, и, может, надолго, хватит ли места в оградке, сколько уйдет на памятник и прочее, где занять денег… Жена болела долго, и он не стыдился таких мыслей. Даже больше – такие мысли приводили его душу в порядок, и сейчас они помогали, он успокаивался.

Но вдруг рухнуло откуда-то сверху… Шурка! Такой ли Шурка дурак, как он считал всегда? Он вспомнил ту встречу, его клоунскую солидность, кадык, немигающие выцветшие глаза – и вдруг будто ударило его: это ж я дурак, а не брат. Не его охомутала эта баба, а он ее – крышу ей крыл, лекции читал о международном положении… Ведь мстит Шурка, мстит… Мать его не любила, все шпыняла, вот он и отомстил за все. Так этого хотел, что даже пить бросил.

«Да что ж так поздно до меня доходит», – простонал он. И впервые почувствовал он себя беспомощным, почувствовал, как бежит по костям дурная истома, от которой взмокло тело под мягким халатом…

Но то бежала не истома, то бежала по проводам весть, которая довершит его несчастья.

Весть неслась по бесконечным проводам, проникла в его мраморный телефон с позолоченной трубкой и забилась звоном.

– Шпигулин…

Неуверенный молодой женский голос в трубке замолк, слышалось только, как шелестит бумага.

– Ну я Шпигулин, говорите, чего хотели.

Шелест прекратился.

– Александр Александрович Шпигулин у вас проживает?

– Не проживает он здесь.

– Он по вашему адресу зарегистрирован.

– Зарегистрирован, но не живет. – Константин повысил голос. – Это кто вообще звонит?

– Центральное РУВД. По нашей базе Александр Александрович зарегистрирован по этому адресу. Родственник ваш?

– Допустим.

– Давайте без «допустим». Обнаружен труп, на нем паспорт с регистрацией. Вам надо прийти на опознание…

– Какой труп?

– Нужно прийти в морг на опознание…

– Подождите, женщина, какой труп?!

– Обыкновенный. Знаете адрес морга? Если не придете в течение суток, будет похоронен как безродный.

За дверью раздался голос дочери:

– Па-ап, иди есть.

Последнее слово было «безродный», он перебирал его в уме, не понимая смысла, оглушенный самим звуком этого слова.

– Ждать не будем, – повторила дочь.

Он собрался с силами, выдохнул:

– Без меня.

Больше его не беспокоили. Он сидел какое-то время неподвижно, откинув голову на высокую, как у судей, спинку кресла, плети рук доставали до пола – будто отдыхал он после бани, красный, мокрый, слабый…

На полке под телефоном белел обрез массивного ежедневника: он потянулся за ним, нашел номер, набрал.

– Аня, умер Шурик. Что делать?

Анна не узнала голоса: то был женский голос.

Он повторил:

– Что делать… слышишь?

После недолгого молчания Анна сказала сухо:

– Пока не знаю. Позвоню тебе через десять минут. Через десять.

Она сидела на стуле возле тумбочки со старым серым телефоном, думала, закусив карандаш.

Минуты через три она говорила в трубку:

– Светочка, тебе надо идти… да… некому больше… не может он, и не пойдет… Во что бы то ни стало, слышишь, во что бы то ни… Его похоронят как безродного, этого нельзя допустить… узнаешь его… и еще по ногам, они красные, в язвах… да, вспухшие. Светочка, не бойся, миленькая, ничего не бойся. Звони мне сразу. Сразу!