Андрей Воронцов: Имя Бога

Адам остановился, насмешливо поглядел на меня:

— И не узнает. В познании Книги книг каждый продвигается в одиночку. И если кому-то что-то открылось — значит, послание предназначалось именно ему, и никому больше. Писание бесконечно, и у него бесконечно много значений, хватит на всех. Каждая стадия познания соответствует определенной стадии духовного развития человека. Но все значения постичь невозможно. Ты можешь познать мало, можешь много, но никогда — всё. Познание не цель, оно — средство.

— Да-а… Это же целая наука! — удивлялся я. — А я об этом ничего не читал.

— Да, у нас об этом мало пишут, — кивнул Адам, — если не считать Аверинцева. Из переводов есть книга Папюса, лекция Борхеса о каббале… Но вообще люди занимаются каббалой начиная с Авраама, а первые книги о ней написаны в третьем веке нашей эры.

— Занимаются чем ? — насторожился я.

От Адама не укрылось мое секундное замешательство. Он улыбнулся, проницательно глядя на меня:

— Каббалой. Это слово многих отпугивает. Вот и вы насторожились. Вы подумали, наверное, что-то о колдовстве, оккультизме или черной магии. А «каббала» означает «предание», «традиция». Или, буквально, «принятие», «получение». Каббалисты, в сущности, первые структуралисты. Они изучают и толкуют Библию, а не летают верхом на метлах. Кто-то взял и пустил слово «каббала» в газетный обиход с добавлением уничижительного суффикса — ик — «каббалистика», — чтобы люди сразу шарахались. Так в свое время было с «достоевщиной». Вроде бы имелись в виду неумелые подражатели, а на самом деле бросалась тень на самого Достоевского.

Действительно, из того, что было связано в моей памяти со словом «каббала», я не мог выловить ничего мало-мальски похожего на то, что рассказывал Адам. Придя после нашего разговора домой, я полистал справочную литературу и не нашел в коротеньких заметках о каббале и намека на ее метод. «…Еврейское мистическое учение, в основном посвященное толкованию Ветхого Завета»… «Каббала представляет собой пеструю смесь иудаизма, халдейской теологии, греко-арабской философии, воззрений христианских сект и ислама». Остальное — понимай как хочешь! Правда, одна фраза в энциклопедии заставила меня снова насторожиться: «Возникшее в XVIII веке движение хасидизма в значительной степени зиждется на каббале». Хасидизм… Год или два назад по телевидению показывали репортажи о безобразиях, которые устраивали в Ленинке люди с пейсами и в круглых шапочках, называвшие себя хасидами. Кажется, они требовали отдать им манускрипты какого-то Шнеерсона…

Но вообще, все, что рассказывал Адам, было необыкновенно интересно. Я как будто посмотрел на привычную плоскость книжной страницы в мощный микроскоп. Она вдруг обрела объем, перспективу, края затерялись в бесконечности… Однако, как ни доходчиво объяснял Адам, он начинал как-то темнить, подходя к главному: в чем смысл каббалистического метода? Что все-таки открывается в результате изощренных текстологических манипуляций? Я всегда испытываю щекочущее чувство неудовлетворенности, не выяснив что-то до конца, а словоохотливый Адам, судя по всему, время от времени нуждался во внимательном слушателе. На этой почве мы и сошлись.

Чаще всего мы встречались у Адама, в его однокомнатной квартире. Жил он один, как-то неустроенно, даже грязновато, хотя и вовсе не бедно. Книг у него, как и следовало ожидать, было великое множество; некоторые лежали у стен, связанные в пачки. Адам, как я понял по отдельным намекам, в ближайшем будущем собирался отбыть на постоянное место жительства в Израиль.

Он читал мне собственные переводы из каббалистических книг «Сефер Иетцира» и «Зогар». Это было нечто среднее между магической геометрией и астрологией. Некоторые куски на меня произвели впечатление, особенно тот, где говорилось, что Бог вырубил большие столбы из воздуха: «Он создал нечто из хаоса и из ничего сделал нечто, и вырубил большие столбы из воздуха необъятного, и вот знак: одна буква — со всеми и все — в одной. Он смотрел, перемещал и сделал все созданное и все слова одним способом, и знак этому: двадцать два предмета в одном теле».

Мне не нужно было подталкивать Адама к разговору о каббале, он сам неизменно все сводил на эту тему, даже если начинал говорить о чем-то другом. Поначалу ничего принципиально нового по сравнению с первым разговором я от него не услышал. Прорыв произошел месяца через три после нашего знакомства. По-видимому, Адам к тому времени уже сильно втянулся в каббалу.