Леонид Шорохов - Черная радуга

Лиза слабо сопротивлялась.

— Сема, ну что тебе стоит еще день потерпеть? Сделай «пробу», чтоб моя душа была спокойна, а уж потом…

Углов был непреклонен.

— Иди к заведующей, проси, чтоб сегодня вечером домой отпустила, — стоял он на своем. — Сбегу, вот те крест, сбегу.

И он неожиданно для жены, да и для самого себя, широко и размашисто перекрестился, чего не делал никогда в жизни. Вид крестящегося мужа ошеломил Лизу. Она заколебалась. «Может, действительно, взять сегодня домой? Выпить он все равно уже не сможет — столько в нем сейчас чудодейственного препарата, так чего зря мучить?»

Углов, внимательно наблюдавший за женой, уловил ее колебания. Он потянулся встать со скамейки.

— Небось, завела там кого? — уронил Семен, стараясь не смотреть в Лизины глаза.

— Да как тебе не стыдно такое плести? — гневно спросила она. — Еще крестишься. Постеснялся бы лучше! Я только о тебе и думаю, только тобой да Ален-кой дышу, а ты…

Она задохнулась. Семен невольно залюбовался женой. Гордым достоинством дышало возмущенное и обиженное Лизино лицо. Углов смутился. Эх, елки зеленые, перегнул.

— Да ладно, чего ты? — протянул он примирительно. — Сразу закипела. Я же в шутку…

— Так не шутят, — отрезала Лиза. Она поднялась и направилась к двери отделения. — Жди здесь. Я поговорю с врачом. Если отпустит, вечером принесу одежду.

Углов проводил ее глазами и нахмурился. На душе было гадко. «Будто ребенка обманул, — подумал он. — Да, допрыгался. Мужик, нечего сказать. Хуже бабы стал».

Впрочем, он тут же одернул себя. «А куда денешься? Раз соврал, два соврал, а в третий — не хочешь, а приходится. Ладно, с женой как-нибудь договорюсь. В постели и каяться способней. Не убьет же. Скажу, так мол и так. Сам не знаю, как оно вышло, да только поправить не смог. Пить я все равно не стану, так какая разница — делать „пробу“, не делать? Важно, что осознал».

Семен успокоился. На крыльце появились Лиза и Эльвира Латыповна.

— Ну что же, он у нас примерный больной, — сказала докторша, ласково глядя на Лизу. — Никаких нарушений режима. Мы ему доверяем. По правилам, конечно, не положено отпускать, пока лечение не доведено до конца, но раз вы оба просите, то задерживать не станем.

Лиза благодарно закивала головой.

— Значит, как договорились. Завтра мы вас ждем, — напомнила ей Эльвира Латыповна. — И обязательно приходите вместе. — Она повернулась к Семену и шутливо погрозила ему тоненьким пальчиком: — Балует вас жена, ох, как балует. На руках носит, а надо бы, чтобы вы ее носили. Она больше того заслуживает. Смотрите, от жены ни на шаг.

Углов неловко затоптался на месте.

— Конечно, конечно. Как скажете.

На миг мелькнуло в нем острое желание сознаться в своем дурацком обмане, но вид женщин был так безмятежно доверчив, так доброжелателен, что Семену не хватило духа покаяться, не хватило духа поломать счастливое настроение двух болеющих за него слабых существ.

Он пошел провожать к воротам счастливую жену.

Вечером супруги Угловы возвращались домой. Семен крутил по сторонам веселой головой — за неделю он пропитался больничной атмосферой и несколько отвык от привольностей гражданской жизни.

Лиза озабоченно прижимала к бедру сумочку — на дне ее хоронились выданные Семену спасительные таблетки.

«Три штуки принять вечером, три завтра утром. Никаких перерывов!» Ей надо было проследить, чтобы лекарство попало в Семена вовремя.

В автобусе Семен возбужденно оглядывался — людская толчея волновала его. Лиза плотнее взяла мужа под руку. Ей припомнился строжайший наказ Эльвиры Латыповны:

— Сейчас самый трудный и опасный момент. В организме высокая концентрация лекарства, а внутренняя установка на полную трезвость еще, возможно, не наступила. Потянет выпить, и он может не пересилить этого желания, сорвется.

Лиза облизала пересохшие от волнения губы. Ничего, еще три остановки — и дома. Там всего сто метров.

Автобус остановился. Угловы вышли. До дома оставались считанные шаги. Навстречу им, улыбаясь, шагнул высокий кудрявый парень.

— Здорово, Семен! Приехал, что ли? А я на мастерских был — нет прораба, на насосной был — нет прораба! Одни мастера крутятся. Где Семен Петрович, спрашиваю. Отвечают: деревню строит! — Парень расхохотался.

Семен высвободил руку, поздоровался.

— Да вот, — сказал он неловко, — сегодня прибыл.

— Ну как там родня, здорова? — улыбался знакомый. — Построили, что ль, домишку? Небось больше самогонку глушили, чем работали?