Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

— Он тоже входил в эту… «Золотую лилию»?

— Год назад я напал на след одного инженера, работавшего на «Золотую лилию», — говорит Тацуджи. — Ему было уже за девяносто, и он очень хотел рассказать о том, что знал, до того, как умрет. Его послали на Лусон — надзирать за партиями военнопленных, которые работали в подземных хранилищах, устроенных в горах. Сотни этих рабов днем и ночью пробивали туннели и создавали залы под хранилища. Как только хранилища были доверху набиты сокровищами, доставили синтоистского священника провести освящение. Специалисты гончарного производства из Японии закупорили входы в хранилища смесью фарфоровой глины и местного камня и окрасили их так, чтобы те полностью слились с местной геологической фактурой. Быстрорастущие деревья и кусты — лучше всего для этого, по утверждению инженера, подходили папайи и гуавы — насадили по всей округе, чтобы место схрона полностью слилось с окружающим пейзажем.

— Что сталось… что сталось с заключенными?

— Их отвезли в другое место, неподалеку: пещеру или заброшенную шахту, подготовленную заранее, за много месяцев. Тех, кто сопротивлялся, пристрелили. Когда все оказались внутри, привели в действие взрывчатку, чтобы закупорить вход.

— Похоронили всех заживо, — шепчу я.

— Немало лет охотники за сокровищами пытались установить местонахождение этих хранилищ. Возможно, некоторые из них были опустошены, а добыча переправлена в Японию.

— Охотники за сокровищами?

Мой скептицизм, похоже, позабавил его.

— Они уверяли журналистов, что разыскивают золотые слитки, спрятанные генералом Ямашитой, когда его войска эвакуировали с Лусона. Или сообщали филиппинским властям, что собирают останки погибших солдат, чтобы надлежащим образом похоронить их в Японии. Но, даже если кто-то и вправду нашел бы один из тайников, ничего хорошего это им бы не принесло: все хранилища были заминированы тысячефунтовыми [242] Около 500 килограммов. бомбами и стеклянными сосудами с цианидом. Любой, кто попытался бы вскрыть хранилище, не располагая надежными картами…

Я вырываю себя из зыбучих воспоминаний и говорю:

— Если бы то, о чем вы рассказали, действительно происходило, то кто-нибудь уже объявил бы миру об этом. Может, кто-то из японцев — тех, кто работал в одном из этих подземных хранилищ… вроде вашего инженера, или кто-то из охранников.

— Японский персонал тоже был похоронен заживо, вместе с узниками, — говорит Тацуджи. — Человек, с которым я разговаривал, был одним из тех, кому повезло: его ослепили, когда доставили в лагерь. Но вся его жизнь прошла в ужасе, он никак не мог отделаться от мысли: не совершил ли кто-то ошибку, позволив ему уйти.

— Но какое отношение все это имеет к Аритомо?

— Меня интересовали только его укиё-э , однако чем больше я узнавал о нем, тем больше убеждался, что в «Золотой лилии» у него была своя роль. Доказательств этому у меня нет, — торопливо вставил он, — это только мои собственные подозрения.

— Он был садовником, Тацуджи.

Я выговариваю это твердо, чтобы он не понял, насколько его слова потрясли меня.

— Он вполне мог приехать сюда для топографической разведки. Для этого у него были необходимые познания в ландшафтном проектировании и садоводстве… Вспомните, места проведения работ необходимо было замаскировать или скрыть. А кто лучше мастера шаккея способен сделать это?

— Но участвовать в затее, вроде этой… — голос мой пропал, силы оставили меня.

— Это была война, судья Тео. Всем нам приходилось играть свою роль, служить императору.

— Даже его другу, Томинаге Нобуру?

— Нобуру руководил «Золотой лилией» в Юго-Восточной Азии. Очевидцы, с которыми я беседовал — старые солдаты и военные управленцы, — утверждали, что он находился в Малайе и Сингапуре в годы с 1938-го по 1945-й.

— Но Аритомо оставался тут… еще долго после окончания войны. Он ни разу не побывал на родине.

— Вы разве забыли, какой была ситуация в Малайе в то время? — спрашивает Тацуджи. — Судя по тому, что я прочел в «Красных джунглях», сразу после капитуляции беззакония и бесчинств хватало выше крыши: коммунисты-партизаны мстили коллаборационистам, китайцы и малайцы убивали друг друга. Возвращались и британские солдаты. Возможно, «Золотая лилия» сочла время неподходящим для вывоза сокровищ, но кому-то приходилось оставаться здесь, чтобы контролировать: спрятанное не потревожено.

— Значит, он оставался тут, в своем саду, и дожил, пока все уляжется, — я раскладывала у себя в голове эти кусочки, чтобы обнаружить в этой мозаике какой-либо связный узор. — Но тут коммунисты развязали свою войну.