Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

Засучив левой рукой правый рукав, Аритомо поднял чайник и наполнил свою чашку почти до краев. Поставил чайник точно в то же место, откуда взял, и повернулся на коленях, обратившись лицом к горам на востоке.

В таком положении он оставался, как мне показалось, очень долгое время. Затем, подобно цветку, поникшему, чтобы коснуться земли, он низко склонился головой едва не до пола. Выпрямившись всем телом мгновение спустя, он взял чашку в руки и приложил ее ко лбу.

Таким я его и оставила — в последний раз прощающимся с человеком, которого он когда-то знал, человеком, что ушел далеко за горы и путешествует себе превыше туманов и облаков.

Дорогу, уходившую в горы, укутывал густой туман. Внутри «Лендровера», принадлежащего Аритомо, стоял холод, от нашего дыхания лобовое стекло покрывалось матовой пеленой. То и дело Аритомо приходилось протирать его, чтобы разглядеть путь впереди. На террасных полях небольших овощных хозяйств петухи предвещали восход солнца. Перед самым въездом в деревню Бринчанг Аритомо свернул на узкую земляную дорогу и ехал по ней вверх, пока она не закончилась у небольшой поляны. Остановившись, мы вышли из машины.

— К вершине ведут две тропы, — сообщил Аритомо, вскидывая на спину рюкзак. — Мы пойдем вот по этой, потруднее.

Он прокладывал путь среди муравьиных папоротников и травы лаланга. Я продвигалась за ним следом. Узкую тропу скрывал покров листвы. Я ступала осторожно, стараясь не скользить на проплешинах мха. Справа от меня был обрыв — в реке, протекавшей футах в двадцати [218] Около 6,1 метра. внизу, вода кружилась и билась о торчавшие наружу валуны, пузырясь белой пеной. Джунгли смотрелись каким-то одноцветным наносом. Смутные очертания деревьев обретали четкость и объем, только когда мы проходили мимо них — и тут же исчезали у нас за спиной. Перекликались птицы, которых невозможно было разглядеть в густой листве. Толстые, наполовину вылезшие из земли корни разбивали тропу на глинистые терраски-ступени, которые продавливались под моей тяжестью. На крутом откосе мы остановились посмотреть, как восходит солнце.

Аритомо указал на разбросанные низкие домики в дальнем конце долины, которые стали видны, когда пелену тумана прорезали прорехи:

— Маджуба.

То было единственное произнесенное им слово с тех пор, как мы вошли в джунгли. Я припомнила наш предыдущий поход — в горы, к пещере саланган, и то, как он был разговорчив: открывал мне секреты трав, цветов и деревьев…

— А вон и дом, — сказала я, заметив трепещущий язычок трансваальского флага. Вспомнив, с каким неудовольствием глянул на него Темплер, я рассказала об этом Аритомо. Я-то надеялась, что он посмеется, но он погрузился в глубокую задумчивость.

— Помнишь, я тебе рассказывал, как прошел пешком через Хонсю, когда мне было восемнадцать лет? — спросил он. — Я заночевал в храме. Он весь разваливался на куски, в нем остался один-единственный монах. Он был старый, очень старый. И еще — слепой. На следующее утро, прежде чем уйти, я нарубил ему дров. Когда я уходил, он стоял в центре дворика и указывал куда-то вверх. На краю крыши трепыхался линялый и потрепанный молитвенный флаг [219] Молитвенный флаг — прямоугольные цветные полотнища на нитях (иногда с текстами и изображениями), предназначенные для защиты от зла и благословения местности. Каждый цвет флага символизирует одну из стихий: землю (желтый), воду (зеленый), огонь (красный), воздух и ветер (белый), небо и космос (синий). .

«Юноша, — произнес старый монах, — скажи мне: ветер ли находится в движении или флаг заставляет двигаться ветер? Кто из них — зачинатель движения?»

— И что ты сказал? — спросила я.

— Я сказал: «Они оба в движении, святой отец».

Монах сокрушенно покачал головой, явно огорченный моим невежеством.

«Придет день, и ты поймешь, что нет никакого ветра и флаг не движется, — сказал он. — Только души и умы людей не ведают покоя».

Мы стояли молча и смотрели на долины.

— Пойдем, — позвал он наконец. — Путь еще предстоит неблизкий.

Моросящий дождик вымочил джунгли, и нам приходилось перепрыгивать через лужи на тропе. Аритомо будто порхал через корни, двигался решительно и легко, повинуясь зову, который слышал он один. Ветки, обломанные прошедшими грозами, загромождали тропу. Когда мы перебирались через них, они пачкали нам руки и ноги выше колен лишайниками и обрывками вымокшей коры.

— Далеко еще до этого Храма Облаков? — спросила я после часового карабкания в гору.