— Ничего не нашли, — ответил Иширо. — Слуги говорили, что за день до самоубийства Томинага-сан сжег все свои бумаги — документы, записные книжки, дневники. Все.
— Наверное, боялся, что американцы отдадут его под суд, — заметил Аритомо.
— Его имя не упоминалось ни на одном процессе, — сказал Секигава, — ни кем-то из свидетелей, ни кем-либо из наших людей, которых судили. Уверен, что Томинага-сан, как и многие из нас, просто не смог вынести зрелища нашей страны, оккупированной иностранцами.
Знакомый, полузабытый страх медленно закрадывался мне в душу, пока я пристально разглядывала этого священника, Мацумото: мне следовало бы распознать в нем бывшего офицера Кэмпэйтая, едва я его увидела, но он успел научиться отлично маскироваться.
— А как насчет вас, Мацумото-сан? Ваше имя упоминалось на каком-нибудь процессе по военным преступлениям?
Синтоистский священник не отвел взгляда, зато его спутники упрятались за настороженным, чутким молчанием.
— Я должен был бы еще раньше понять, что мы говорим с бывшей «гостьей императора», — выговорил он.
— Бывшей? Да мы, такие, как я, навсегда останемся гостями вашего императора.
Секигава попытался разрядить тягостную обстановку:
— А-а! Пройдет месяц — и американская оккупация закончится. Мы снова станем свободны. Семь лет под американцами. А кажется, что гораздо дольше!
— Если хотите, мы продлим наше пребывание здесь еще на несколько дней, чтобы у вас было побольше времени на то, чтобы определиться с ответом, — предложил Иширо.
— В этом нет необходимости. — Аритомо поднялся быстрым и решительным движением, не допускавшим никаких споров. Трое членов Ассоциации уставились на Секигаву. Тот кивнул, и все они разом встали, при этом Мацумото помог миссис Маруки утвердиться на ногах.
— Мы так много слышали о вашем саде, — сказал Секигава. — Можно нам его осмотреть?
— О, и водяное колесо тоже, — прибавила миссис Маруки. — Уверена, то была великая честь — получить такой дар от императора!
— Я произвожу некоторые обновления на том участке, — Аритомо произнес эти слова с таким убедительным сожалением, что чуть и меня в этом не убедил. — В другой раз, возможно, когда все работы здесь будут завершены.
— Вы должны сообщить, когда можно будет снова нанести визит вам, — сказал Секигава.
— Приезжайте, когда кончится Чрезвычайное положение. Тогда будет легче возобновить ваши поиски, — посоветовал Аритомо. — В настоящее время находиться в сельской местности небезопасно.
— Нам хватило сложностей с властями, — согласно кивнул Иширо. — Они отказались допустить нас во многие другие места.
— Сколько времени продлится Чрезвычайное положение? — поинтересовалась миссис Маруки. Она, как я поняла, была из тех женщин, которые не желают уходить, пока что-нибудь да не получат, пусть даже и сущий пустяк.
— Годы, я полагаю, — ответил Аритомо. — Годы и годы.
Конверт все еще лежал на столе, эмблема хризантемы сияла, словно искаженное отражение солнца на поверхности пруда Усугумо. Аритомо налил себе чаю и потянулся с чайником ко мне. Я покачала головой.
— Это правда, что тебя попросили уехать домой?
Меня беспокоила эта возможность: а вдруг? Он поставил чайник на жаровню.
— Очевидно, таких, как я, сейчас не хватает: садовников помоложе поубивало или покалечило на войне, а те, кто постарше, уже не справляются с работой.
Он несколько раз крутанул чай в чашке, поглядывая в нее.
Уж не думает ли он, гадала я, о чайной плантации, где выросла его жена?
— Я так много лет был вдали от Японии, — произнес он. — Так много лет…
— Почему ты не ездил на родину? Хотя бы на время?
— Не мог, пока ее оккупировали американцы. Сама мысль об этом мне невыносима — все эти иностранные солдаты в наших городах.
— Для тебя не было слишком уж невыносимым жить здесь, когда Малайю оккупировали иностранные солдаты!
— Возвращайся к своей прежней жизни в Куала-Лумпуре, — резко бросил он. — Тебе никогда не стать уважаемым садовником, если ты будешь носить столько злости в себе.
Некоторое время мы ничего не говорили друг другу.
— Вы с Томинагой были друзьями, так ведь? — спросила я. — Что же между вами произошло?
— В горах есть монастырь. Хочу попросить монахинь помолиться за Томинагу. Пойдешь со мной? Скажи рабочим, что завтра они могут устроить себе выходной.
Гром прогрохотал в облаках.
Мои мысли все еще крутились вокруг разговора с японскими визитерами. «Есть еще какая-то причина их присутствия в Малайе, — подумала я, — что-то такое, о чем Аритомо осведомлен, но мне этого не откроет».
Читать дальше