Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

Он регулярно приходил обсуждать с отцом детали производства и проектирования самолетов, часто оставался ночевать. Мне было восемнадцать лет. Все происходившее вокруг побуждало меня вступить в армию, чтобы защищать нашу родную землю. Легко было поддаться истерии, сладко соблазниться газетными россказнями о героических боевых летчиках. Каждый выпускник школы в Японии мечтал стать военно-морским летчиком.

Пройдя предварительную авиационную подготовку, я подал заявление в Имперскую военно-морскую академию, где преподавал Терудзен. Иногда он приглашал нескольких слушателей из нашего класса к себе домой. Как раз там я впервые и увидел некоторые укиё-э Аритомо. В доме была большая их коллекция. «Их создал ниваси [206] Ниваси — садовник ( яп .). императора», — сказал он как-то, когда я был у него в гостях один.

— Тот же самый человек, что наколол вам татуировку? — спросил я. Я уже видел у него на спине, над левой лопаткой, изображение пары цапель, летящих по кругу друг за другом. Поначалу она мне была неприятна, но чем чаще я видел наколку, тем быстрее менял свое мнение. Меня только поражало: как мог человек такого уровня, как Терудзен, позволить себя татуировать? И теперь, воспользовавшись случаем, я спросил его об этом. Терудзен ответил:

— Мы были близкими друзьями.

Что-то в его голосе заставило меня спросить:

— Что случилось?

— Император уволил его. Аритомо уехал из страны несколько лет назад. Никто не знает, куда он делся.

Несколько раз Терудзен водил меня в сады, созданные Аритомо, и рассказывал всякие истории про этого садовника. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю: то были счастливейшие дни в моей жизни. Но, кроме того, это было еще и время, когда я узнал его жену, Норико. Тогда ей уже было за тридцать, ее нежная красота разительно контрастировала с грубоватой жизнерадостностью мужа. Я понял, что должен буду прекратить наши отношения.

К тому времени Япония уже проигрывала войну. Мы все чаще слышали о планах вице-адмирала Ониши по защите нашей страны. Летчиков просили совершать самоубийственные нападения на американские боевые корабли. Таких летчиков называли «вишневым цветом»: они расцветали всего на краткий миг перед тем, как опадали.

После выпуска я получил назначение. Я не говорил о нем Терудзену, пока он не повез меня в Ясукуни — почтить души наших павших воинов. Там, в священной тишине дворика храма, я сообщил, что больше не увижу его.

Даже сейчас мысленно вижу это так ясно — скорбь на его лице. Он закрыл глаза, словно произнося молитву по мертвым, которые были повсюду вокруг нас. Открыв же глаза, он произнес: «Обещай, что мы снова встретимся здесь после войны».

Я согласился, хотя и понимал: этому не бывать. Война свела нас вместе, но как только она кончится, все опять изменится. Ему придется вернуться к Норико. Я поклонился ему и вышел из святилища.

Через десять дней после того, как я совершил вынужденную посадку в Баколоде, мой самолет вновь был готов к перелету на Малайю. Когда я поблагодарил механика, тот глянул на меня, а потом на шагавшего к нам с другого конца взлетной полосы Терудзена.

— Если б у меня хватило мужества, я б раздраконил двигатель так, что его никаким ремонтом не восстановить, — выговорил он. — Слишком уж много было бессмысленных смертей.

— Будь у меня мужество, Нага-сан, — сказал я в ответ, — я бы попросил вас сделать это.

Мы поклонились друг другу. Потом, уже уходя, он остановился и обернулся ко мне:

— Я помолюсь за вас в святилище Ясукуни, когда война кончится.

Подошел Терудзен и постучал по фюзеляжу самолета. Металл отозвался слабо и глухо.

— Твой отец советовался со мной по поводу их конструкции, — сказал полковник. — Только не такие самолеты он хотел строить. Они бесчестят вашу фамилию. Они — позор нашей нации.

— Перед войной отец успел построить самые лучшие самолеты, — сказал я. — Но у нас кончились материалы. В нас иссяк дух.

Терудзен обнял меня за плечи:

— Дух в нас никогда не иссякал.

Из своего потрепанного летного костюма я достал листок бумаги и напомнил:

— Вы дали это мне вскоре после того, как мы встретились.

Он взглянул и отвел мою руку со словами:

— Мне это не нужно. Я это знаю наизусть.

— Я хотел бы услышать, как это произносите вы, — попросил я. — Пожалуйста…

— Я знаю, выпадет судьба погибнуть в чреве облаков… [207] Перевод Игоря Северянина. — начал он на языке поэта.