Эдуард Тополь - Любожид

– Проводя политику удержания определенных категорий лиц еврейской национальности, следует тем не менее придерживаться тех количественных показателей эмиграции на 1978-1979 годы, которые были неофициально оговорены с американским правительством при подписании договоров на приобретение нами в США зерна и нефтяного оборудования. Заполнение этих показателей должно происходить за счет пенсионеров, больных, необразованных, многодетных семей из Средней Азии и с Кавказа, а также криминальными элементами…

– Вот это правильно! – вдруг сказал Устинов, тот самый Устинов, которого, казалось, только что «лягнул» Андропов. – Как раз до Олимпиады всю страну можно очистить от уголовников!

– Ну, положим! – скептически усмехнулся Щелоков, министр внутренних дел. – Мы обещали по 30 тысяч жидов в год выпускать. За два года это всего 60 тысяч. А у нас в тюрьмах жулья и бандитов два миллиона сидит, а на свободе – вообще бессчетно! – Он безнадежно махнул рукой.

– Но они ж не жиды! – заметил Демичев.

– А хто сказал, шо мы не можем перевыполнить норму? – вдруг хитро спросил Черненко. – За счет наших, русских бандитов, а?

– Молодец, Костя! Правильно! – встрепенулся Брежнев и повернулся к Щелокову: – Рази у наших русских бандитов нету яврейской родни у Израиле? А? Если поискать поглыбже? Ты меня впонял?

– Это хорошая мысль! – громко сказал Гришин. – Например, алкоголикам, всяким психам и бандитам предлагать при аресте выбор между судом и еврейским паспортом. А? Мы и в тюрьмах дармоедов перестанем держать, и Западу пилюлю подкинем!

Гольский мысленно тут же отверг эту идею, он уже давно обсуждал это с Андроповым – если в народе узнают, что уголовников выпускают из СССР с еврейскими паспортами, то преступность тут же подскочит! В десятки раз и по всей стране!

Но Андропов, конечно, не стал перечить членам Политбюро, и Гольский понял его игру: людей нужно поощрять, когда они ваши идеи начинают развивать как свои.

– Да, это действительно хорошо! – воодушевленно сказал тем временем Суслов. – Это устроит наших арабских друзей. Пополнять израильскую армию нашими психбольными и алкоголиками! Это правильно!

– Позвольте закончить? – спросил Андропов и, не ожидая ответа, дочитал проект решения: – Заполнение американской квоты пенсионерами, криминальным элементом и психически больными позволит в течение двух ближайших лет полностью скомпрометировать идею еврейской эмиграции в глазах американского конгресса и безболезненно закрыть ее через два года, во время Московской Олимпиады. У меня все.

И он удивленно поднял глаза от текста: Политбюро – все, кроме Кулакова, – оживленно аплодировало его последним словам.

– Мы им такого дерьма отсыпем – они еще нам приплатят, чтобы мы эту эмиграцию закрыли! – выразил Щелоков общую радостную мысль.

Гольский смотрел на них – помолодевших от оживления, блестящих воодушевленными глазками.

– Они там думают небось, что все наши жиды – сплошные Ландау, Моше Даяны и Рихтеры! – радостно продолжал Щелоков. – Мол, они поедут в кибуцы, заселят пустыни, укрепят им армию! А вот вам дулю! А больных не захотите? А старух восьмой свежести…

– Рихтер не еврей, – сказал Юрий Иванов.

– Не важно! – отмахнулся Щелоков.

– Будем голосовать? – спросил Суслов. – Кто за это постановление?

– Да шо ж тут голосовать? – сказал Брежнев. – Пиши: впринято единогласно!

Господи, подумал Гольский, пронесло, действительно пронесло! Андропов – умница, гений, они с его руки все съели! И вообще они не такие уж тут маразматики, как про них в анекдотах рассказывают. Они тут очень даже соображают что к чему, особенно когда речь идет о действительно политических решениях. И он, Роман Гольский, к этим решениям причастен – он их готовит. Да что там готовит! Он и Андропов – вдвоем! – всему Политбюро продиктовали решение!

– Слушай, как тебя? Полковник… – вдруг сказал Гольскому Черненко. – Там, в приемной, этот режиссер сидит, Кольцов, ты видел?

– Так точно, – сказал Гольский.

– Ты знаешь, зачем мы его позвали? – продолжал Черненко.

– Никак нет…

– Мы хотим поручить ему сделать фильм о Ленине. Такой фильм, чтобы на всех фестивалях главные премии взял. Как думаешь, он согласится?

– Я… я, честно говоря, не знаю… – растерялся Гольский и снова посмотрел на Андропова, поскольку личностью этого Кольцова должны заниматься вовсе не в Еврейском отделе, а в 9-м отделе Пятого управления КГБ, надзирающем за деятелями культуры и искусства.