Леонид Шорохов - Володька-Освод

Да разве можно сравнить Володькины заработки с лотерейными удачами какой-то там рыжей стервы?! И никакой рыбнадзор, и никакое ГАИ, и никакой ОБХСС к ней сроду не прискребется — откуда, мол, чего взято и на какие шиши куплено? Где там. Коснись чего, она сама с них при случае слупит. А что? — те же мужики, из того же мяса сделанные, где им устоять? Да если еще и на дармовщинку, так за уши не отдерешь!

Володька хмыкнул. Он и сам недавно погорел с этой Нелькой. Закосевший был сильно, случайно набрел на подлючку, ну и не удержалась возжаждавшая душа.

Володька сладко прижмурился. Куда там Люське до ней. Против Нельки жена чистая колода. С Нелькой на постельке понежиться все одно, что в раю побывать. Не зря «бабки» берет.

Хорошо, что был при себе тогда у Володьки только четвертак. После Нельки денег, известное дело, и на трамвай не остается. Уж и грызла его потом рыжая крыса, уж и допекала, все никак не верила, что приволок ее Володька в свою осводовскую берлогу на всю ночь, имея в кармане такую малость. Уж и злилась она. Правда, Володька отдарился утром копченкой, упаковал пяток янтарных, прозрачных от жира сазанов. Это ведь, считай, по червонцу штука, вот оно полсотни и тянет, но Нелька все осталась недовольна, привыкла, проклятущая, к живым деньгам, так что уже ни во что не ставила никакие замены.

Володька усмехнулся. Ничего, возьмешь и рыбкой: там же, в своем кабаке, и пустите ее с Катькой-завзалом по четвертаку штука. Да нарезью оно еще и дороже потянет. Клиент дурак — после пол-литра и селедку за осетра сожрет!

…Во двор на сумасшедшей скорости влетела машина.

— Братан, все в порядке! — заорал шурьяк. — Мое слово — слово!

И Сашка засигналил на всю Акдарью.

— Принимай гостей!

Перебивая Сашкины крики, из машины послышался женский смех и повизгивание.

Гу-дим-м-мм! Бал-де-ем!

Нынешним летом Ивану Сергеевичу Никитину ударило двадцать три года.

На взгляд Ивана, возраст солидный. Уже всякое было за спиной. Вот, скажем, армия. Срочная служба. Со всеми вроде наравне лямку тянуть приходилось, а ушел с нее на гражданку Иван прапорщиком. И не куда-нибудь в вольную, цивильную жизнь, а на новую службу, почти на ту же военную — охранять от всяких ночных проходимцев народное добро в рыбохране.

Как служил на новом месте эти полтора года? Погоны скажут. В офицеры выйти за пятнадцать месяцев со средним образованием — это непросто было. Сработали и сметка, и ум, и поворотливость, и многое еще. Жизнь надо было до последней крошечки на службу положить, а и это бы не помогло, не знай Иван одного заветного слова.

Слово то было главное в Ивановой жизни и звучало так: «ЗАКОН!»

С самого первого дня своей солдатской службы, еще до присяги, трудно проходя густо подсоленный потом «курс молодого бойца», впитал Иван Сергеевич это удивительное, огромное слово. Оно потому оказалось близким Иванову сердцу, что не признавало никакой одинокой, отдельной от других жизни. Подчиняясь армейскому распорядку, ходило слово по жизни только строем. Со всех сторон его дружески подпирали другие, такой же неимоверной силищи слова.

Одно из них: «СОВЕСТЬ», стояло, почитай, вровень с «ЗАКОНОМ». Тут же рядом шагали и другие, например: «ТРУД», «ЧЕСТЬ», «ПОРЯДОК».

Слова подпирали друг друга, а уж их подпирал сам Иван. Вообще-то говоря, он ли их подпирал, или сам на них опирался, сказать трудно, а только срослись с Иваном слова эти так, что случись отдирать — то-то полилось бы кровушки.

А отдирать-таки пытались и не раз, и не два. И внахалку пробовали, и с подходцем. Чего-чего только не обещали. Не соглашался он. И каждый такой несогласный свой год за три согласных считал. Так и плюсовал Иван — год за три, год за три. Как на войне.

И продолжал он вести свою прямую линию бесповоротно. Не по закону поступаете. Не по совести. А стало быть, и ответ придется держать. А как слышал из тьмы угрюмое, огрызающееся ворчание, так добавлял для ясности:

— Вот, как в газете пишут, так и жить будем, так и поступать. Для нас писано — не для заграницы.

И отступали перед его наивной, бесстрашной верой в силу нагой правды и закона матерые, травленые звери, давным-давно поправшие и совесть, и правду, и закон. Не так просто оказывалось совладать с человеком, бесстрашно говорившим в лицо любому вору, что он вор!

Байабадский участок рыбоохраны считался в среде сберегателей природы не ахти какой находкой. От области далеко, и опять же места глухие, мало ли чего в тугаях случиться может? И потому, когда синим пламенем загорелся его старый начальник, больших покушений на освобождающуюся должность не возникло. В охранных верхах решено было поручить колючему молодому лейтенанту наводить свои порядки не в областном управлении, а на Акдарье.