Халед Хоссейни: Бегущий за ветром

Зеленый змей теперь прямо над нами.

— Сейчас ударит, — шепнул я Сохрабу. — Момент настал.

Зеленый помедлил немного. Ринулся вниз.

— Готов! — воскликнул я.

Я проделал все блестяще. И это после стольких-то лет! Рывок в сторону — и мой змей увернулся. Слегка отпустить лесу, резко дернуть. Еще раз. Еще. Теперь мы выше. Описываем полукруг.

Все, братишка, сопротивление бесполезно. Леса-то твоя с треском перерезана. Прием Хасана сработал.

Зеленый, кувыркаясь и трепыхаясь, снижается.

Люди у нас за спиной свистят и хлопают. Я вне себя от радости.

Сияющий Баба аплодирует мне с крыши.

Смотрю на Сохраба.

Он кривит рот.

Он улыбается!

Не может быть!

Ватага мальчишек уже кинулась вдогонку за змеем.

Моргаю, и улыбка исчезает с лица мальчика.

Но она была! Я сам видел!

— Хочешь, я принесу тебе этого змея?

Кадык у Сохраба дергается. Волосы развеваются по ветру.

По-моему, он кивает.

Слышу собственный голос:

— Для тебя хоть тысячу раз подряд!

Бросаюсь вслед за змеем.

Всего-навсего улыбка. Она ничего не решает, ничего не исправляет. Такая мелочь. Вздрогнувший листок на ветке, с которой вспорхнула испуганная птица.

Но для меня это знак. Для меня это первая растаявшая снежинка — предвестник весны.

Бегу. Взрослый мужик в толпе визжащих детей. Смешно, наверное. Но это неважно. Ветер холодит мне лицо. На губах у меня улыбка шириной с Панджшерское ущелье.

Я бегу.

Амир сам скажет вам, что он не является ни самым благородным, ни самым храбрым мужчиной. Но три года назад он совершил благородный и храбрый поступок. Он вернулся в талибанский Афганистан после двадцати лет отсутствия, чтобы искупить свой детский грех предательства. Он вернулся, чтобы спасти ребенка, которого никогда не видел, и тем самым спасти себя от собственного проклятия. Путешествие это едва не стоило ему жизни. И всему виной я. Ведь в конце концов, это я создал Амира, который является главным героем моего романа «Бегущий за воздушным змеем».

В 2003 году, когда моя книга ушла в печать, я повторил путешествие моего героя, сев в «Боинг-727» рейсом на Кабул. Как и Амир, я не был там очень много лет, целых 27, мне было 11, когда я покинул Афганистан. И теперь я возвращался туда 37-летним врачом, живущим в Северной Калифорнии, писателем, мужем и отцом двух детей. Я не отрываясь смотрел в иллюминатор, надеясь, что в прорехах между облаками увижу Кабул. И, когда это случилось, я словно слился со своей книгой и своим героем, я стал Амиром и вдруг ощутил родство с древней землей, которая виднелась далеко внизу. Это очень удивило меня. Я ведь и думать о ней забыл. Но выходит, дело обстояло иначе. И Афганистан тоже не забыл меня. Бытует мнение, что человек пишет о том, что он испытал. Я же собирался испытать то, что написал.

Мое двухнедельное пребывание в Кабуле окрасилось совершенно ирреальными оттенками, ибо каждый день я видел те места и те предметы, которые я уже видел — глазами Амира, в своем воображении. Но так же, как и Амир, я чувствовал себя туристом на собственной родине. Мы оба слишком долго не были здесь, мы не участвовали в двух войнах, бушевавших здесь, мы не страдали с остальными афганцами. Я писал о чувстве вины Амира. Теперь я и сам испытал то же чувство.

Граница между воспоминаниями Амира и моими собственными стерлась. На страницах книги Амир переживал мои воспоминания, а теперь я переживал его. Я помнил красивую улицу Джаде, а теперь здесь руины, груды щебня, остатки стен в выбоинах от пуль, за которыми нищие нашли себе пристанище. Я помнил, как отец покупал мне на этой улице мороженое. И я помнил, как Амир и его верный друг Хасан покупали на этой же улице бумажных змеев — у слепого старика по имени Сайфо. Я посидел на осыпающихся ступенях «Кино-парка», где мы с братом частенько смотрели советские фильмы и где Амир с Хасаном смотрели свое любимое кино «Великолепная семерка» — не менее тринадцати раз. Вместе с Амиром я заглянул в дымные, тесные кебабные, куда водили нас наши отцы и где все так же, спустя столько лет, у открытого огня сидели по-турецки мужчины, исходя потом и раздувая угли под вертелами с шипящими кебабами. Вместе с Амиром мы пристально вглядывались в синее небо над садами Бабура, правившего в XVI веке, и ловили глазами бумажного змея, плывущего высоко-высоко над городом. Я смотрел в небо и думал о том солнечном зимнем дне в 1975-м, когда 12-летний Амир сделал выбор и предал Хасана, который боготворил его. Этот день будет преследовать его всю жизнь. А сделай он иной выбор, то остался бы в Афганистане и с талибами.