Конн Иггульден - Воронья шпора

Ричард Глостер командовал двумя тысячами на правом крыле – его собственные знамена держали рыцари в полном латном доспехе. Эдуард занимал центр: в его распоряжении находились три тысячи самых сильных и самых опытных людей. Левым, отодвинутым назад крылом командовал граф Риверс, которому помогали Гастингс и Стэнли; все трое терпеливо ожидали, когда капитаны выстроят войско. Не следовало ждать особенной выучки от людей, даже не знакомых друг с другом еще месяц назад. В шеренгах хватало ругани, толкотни и взаимных претензий. И все же, когда каждый оказался на своем месте, солдаты покрепче взялись за алебарды, пики, секиры и топоры, взялись уверенными движениями людей, знавших, как надо пользоваться этим оружием. Лучники были собраны на крыльях под командой знающих стрелковое дело капитанов, а перед самой первой шеренгой расположилась сотня пищальников-фузилеров, от фитилей которых в воздух уже поднимались тонкие струйки дыма. За войском Йорков, когда оно уходило из Лестера, увязались два пса, и теперь они в огромном возбуждении прыгали перед строем и облаивали вглядывающихся вдаль людей. Среди солдат звучали нервные разговоры и шуточки – приятели пошучивали над волнением соседей, стараясь скрыть собственную тревогу. Многие крестились, прикасались к скрытым на груди ладанкам, шевеля губами, обращали взоры к небу.

Полное молчание легло на все три полка, когда люди заметили неприятельское войско, приближавшееся к ним по полю. От зрелища этого у многих шел морозец по коже, и один из солдат в сердцах даже пнул со всего размаха залаявшего на него пса. Сосед его бросил по этому поводу кислую реплику, и окружавшие их солдаты захохотали, однако все прочие ничего не слышали и соблюдали спокойствие.

Только дозорные могли бы сказать, сколько человек приближается к ним. Впрочем, разве могли эти неграмотные мальчишки назвать точное число? По-настоящему было важно другое: следовало внимательно смотреть за тем, как перестраивалась колонна, расширяясь с каждым новым шагом… Хорошо хоть день, по крайней мере, выдался ясным. Подсчитать противников в сумерках или тумане не было никакой возможности. Такие бойцы, как Эдуард, сражавшийся при Таутоне в снегу и при свете звезд, помнили свой ужас, помнили те полчища, которые Ланкастеры невесть откуда бросали на них, когда собственная сила и воля йоркистов меркли с каждым очередным шагом. Жуткий страх и отчаяние той битвы настолько неизгладимо впечатались в память людей, что о них старались не вспоминать до вот этого последнего мгновения.

– Стоять на месте, не отступать! – прокатился по шеренгам голос Эдуарда, который выехал на своем новом коне в самую середину строя. – Милорд Глостер, ты поможешь мне здесь.

Приказ, передаваясь из уст в уста, полетел по шеренгам, и наконец Ричард Плантагенет оставил свой правый фланг и присоединился к брату. Оба Йорка подозвали к себе одного из дозорных и подробно расспросили его. Молодой человек, кивая, старательно подтверждал собственные слова. И снова бойцы в шеренгах стали искать глазами знакомых и пожимать плечами. Они готовы были сражаться, сердца их стучали, все боли и горести были забыты. Однако на глазах всего строя старшие командиры собрались вместе и полной дюжиной поехали вперед, будто бы на переговоры. С точки зрения вышедших сражаться за Йорков, творилось нечто непонятное.

Примерно в миле от них, может, чуть дальше, в восемнадцати сотнях ярдов [29], человек с острым зрением мог различить знамена, поднятые пришедшими врагами. Командующий ими уравнял ширину шеренг с армией Йорков, однако невозможно было сказать, насколько далеко тянулся этот строй в глубину.

Герб на поднятых стягах был разделен на четверти так же, как и у Эдуарда: две из них занимали львы, а две – французские лилии. Однако поле герба на знаменах все приближавшегося воинства было перечеркнуто серебряной полосой.

На поле брани выехал Джордж Кларенс, герцог королевской крови из дома Йорков. Приведенная им великая сила остановилась в восьми сотнях ярдов от строя Эдуарда. Она уже представляла собой угрозу, и бойцы бывшего короля поплотней взялись за топоры, препоясались и отбросили ненужное снаряжение, понимая, что дневная тишина в любой момент может оказаться нарушенной дикими воплями и пением труб. До столкновения оставалась какая-то пара минут, полных такого ужаса, который навсегда оставался в памяти всех, кому удавалось пережить его.

Однако приказ идти в бой все не приходил, и те, кто стоял в передних рядах, увидели, как от войска Кларенса отъехали капитаны и рыцари. Представители обеих сторон сошлись в центре поля – суровые и серьезные люди, внимательно взвешивавшие намерения противоположной стороны. Они могли бы заниматься переговорами и дольше, если б Эдуард и Ричард не подъехали к собравшейся группе вместе с графом Риверсом и полудюжиной телохранителей. Эдуард был полностью уверен в себе, и манера его свидетельствовала о том, что он не допускает, что может оказаться в опасности.