Конн Иггульден - Воронья шпора

Посему Ричард повернулся к борту и посмотрел на причал. Брат его на войне прекрасно командовал войсками – это мог бы отрицать только дурак. Однако во времена мирные Эдуард окружал себя ожиревшими рыцарями и тупоголовыми баронами, обязанными ему своими титулами и готовыми проматывать свою удачу в попойках и охотах. У Глостера не было свободного времени на всю эту публику – и в первую очередь на этого болвана, брата королевы. Тем не менее он улыбнулся и чуть склонил голову, когда Энтони Вудвилл навязал им свое общество и первым делом пожаловался на дождь и холод.

– Джентльмены! – внезапно провозгласил Эдуард. Он так и не утратил своей способности говорить так, чтобы его слышали все, хотя и не повышал голос. Грохот его слов понесся над кораблем, и даже на соседнем судне все побросали свои занятия и повернулись к нему.

Король извлек из ножен свой огромный меч, бесценный дар Карла Смелого, и вонзил его острие в палубу, после чего преклонил колени, и примеру его последовали все остальные. Даже те из моряков, что занимались снастями, склонили головы и молитвенно соединили ладони между грубых канатов.

Эдуард взялся за обнаженный клинок обеими руками – так, чтобы отполированная крестовина рукояти находилась перед его глазами.

– Я прошу нашего Спасителя, Господа нашего Иисуса Христа руководить нами в этом походе и сохранить нас. Еще прошу моего святого покровителя и всех святых даровать нам силу, волю и честь, нужные для того, чтобы вернуть все отнятое у нас. Placebo Domino in regione vivorum… буду благоугоден Господу в стране живых [17]. В Англии, Господи, королем которой я являюсь. На суше и на море взываю к твоей благосклонности, Господь. Бог да дарует нам мир по завершении нашего дела. A до той поры – силу. Аминь.

Воины подхватили последнее слово короля. На кораблях, уже вышедших в море, и на тех из них, что были еще пришвартованы к берегу, головы моряков и солдат были склонены перед общей целью, хотя немногие слышали слова Эдуарда. Шестнадцать сотен вооруженных людей перекрестились и поднялись с колен, сопровождаемые лязгом и скрежетом брони и оружия. Король улыбнулся, блеснув острыми зубами.

– А теперь везите меня домой , джентльмены! Я хочу снова увидеть мою Англию.

Моряки бросились по местам и взялись за канаты, попутно указывая неуклюжим солдатам, чтобы те не путались под ногами. «Марк Антоний» ощутимо вздрогнул, когда отдали швартовы. Паруса крякнули, наполняясь ветром, и движение корабля изменилось, он словно бы ожил на глубокой воде. Эдуард снова перекрестился. Остававшийся позади берег Фландрии знаменовал собой не окончание, но новое начало. Король едва мог сдерживать свое желание снова ступить на землю Англии, едва ли не превратившееся в физическую боль за месяцы изгнания, когда он не позволял себе даже думать об этом.

Но еще больше он хотел, чтобы такие люди, как Уорик, поняли, кто он таков, и испугались его. Король у Англии только один. Корабль его вырвался вперед из стаи сопутствующих ему трех дюжин, ветер подгонял его, наращивая скорость, так что нос вспарывал воду, поднимаясь над великой зеленью и вновь опускаясь вниз. Эдуарда окатило облако пены, и он шагнул вперед, навстречу морю, восхищенный колючей прохладой и всем, что она предвещала.

– Вперед! – вскричал Йорк, непонятно к кому обращаясь – к людям на кораблях, к чайкам над ними либо же к своему судну. – Вперед !

Он возвращался домой, дабы расплатиться с долгами и снова возложить на голову корону, пусть она и забрызгана кровью.

– Отважные мужи-парламентарии возражают, милорд, ибо считают, что сумеют услужить двум господам сразу.

– Что ж, мы должны доказать им, что это невозможно! – возразил Ричард Уорик.

– Меня уже мутит от постоянной уклончивости разной мелюзги. Этот парламент собрал король Генрих . Все они присягнули на верность ему… более того, они присутствовали при казни графа Вустера за измену. Какой урок всем желающим! И все же они постоянно препятствуют мне, делая из себя подлинное посмешище. – Дерри Брюер вздохнул, заглянув на дно кубка из пьютера, и поднял его вверх, давая знак, чтобы слуга подлил вина. Прислуга и раболепные придворные Вестминстерского дворца не могли надоесть ему.

Появление на камзоле изящного оловянного значка и несколько слов, произнесенных в нужные уши, позволили ему добиться видимости всеобщего уважения к себе. Слуги кланялись, когда он входил в комнату, бегом припускались исполнять его поручения, когда он требовал эля, вина, стейк или пирог с печенкой. И Брюер обнаружил, что жизнь в подобных условиях доставляет ему удовольствие.