Игорь Шагин - Белая полоса

Когда меня привели в камеру, я и об этом рассказал Дедковскому, который объяснил мне, что на следственке я не только встречусь с Маркуном, или Стариковым, или со всеми теми, кто проходит по делу, но могут даже на несколько человек-подельников и их адвокатов дать один кабинет, как и следственные действия могут со всеми проходить одновременно и каждый будет из коридора или боксика, где находятся все вместе, вызываться на допрос по одному. И бывает такое, что следователь, при условии, что все в сознанке, оставляет в кабинете подельников, чтобы те оговорили свои роли и уточнили разногласия; или обвиняемого с потерпевшим, чтобы не было разногласий в показаниях, чтобы побыстрее закрыть дело и передать его в суд.

Поэтому, когда меня через несколько недель вызвал следователь, я в протоколе допроса указал, что, так как мои показания пересказываются теми, кто проходит по делу, которые между собой могут встречаться и общаться, знают мои показания и согласовывают между собой свои, и чтобы избежать последующей возможности меня оговаривать, я подтверждаю все предыдущие свои показания, а следующие буду давать в суде. После того, как я и мой адвокат подписали протокол допроса, меня увели в камеру. А буквально на следующий день — вероятно, как ответ на такую мою позицию — в газетах и по телевидению снова зазвучали пресс-конференции о моей виновности в инкриминируемых мне преступлениях.

Когда, отдав записку адвокату, я вернулся в камеру, там с Дедковским и Сергеем Наркоманом находился ещё один человек. Он разместился на нижней наре напротив стола. Его звали Вова. Он был низенького роста, с тонкими худыми ногами, в тапочках, носках, шортах до колен, футболке и блейзере, который не снимал в камере. Его наружность вызывала отвращение. Нос у него был асимметричный, губы тонкие, глаза бегали из стороны в сторону, как будто что-то выискивая и высматривая по углам. Сергей, когда не ездил на суды, практически целыми неделями не слезал с нары. Он занимался своими делами и испытывал некоторое безразличие к сокамерникам, но и он на Вову смотрел криво. Дедковский смотрел на Вову с ярко выраженным презрением. А когда тот без определённых причин и повода на прогулке мне сказал, что на лагерях говорят, будто за Князева будет с меня спрос, Славик при взгляде на него стал морщить нос. Однако в разговоры с ним, с какого лагеря он приехал и что делает в следственном корпусе, не вступал.

Вова весь день в камере проводил лёжа на наре, на прогулке «тасуясь» от стены до стены, либо курил, сидя на лавочке. В камере, за исключением меня, он ни с кем не общался.

Вове я ни в чём не отказывал: ни в сигаретах, ни в чае, ни в еде, из которой больше всего он предпочитал шоколадные конфеты с чаем. Однако каждый раз создавалось впечатление, что он брал последние конфеты из ящика (картонной коробки под столом), ибо там их больше не оказывалось, на что Дедковский обратил внимание.

— Как бы мне поесть конфеток, — сказал Дедковский и начал по одному пакету из ящика вынимать сухари, пряники, печенье. Однако шоколадных конфет в ящике не оказалось, точнее — полиэтиленовый пакет с конфетами лежал на втором дне между картонной прокладкой и основанием ящика, и добраться до них можно было только засунув руку под картон.

— Давай собирай вещи! — сказал Дедковский и, постучав в дверь, крикнул дежурному: — Командир, забирай!

На следующее утро был шмон. Но Дедковский тем же прошлым вечером отдал заточку для нарезки колбасы и плитку каптёрщику, которые он вернул в тот же день после обыска. Но втроём, прежним составом, камера оставалась недолго. В день обыска, но перед ужином в камеру открылась дверь — со скаткой в руках на пятачке перед дверью стоял подросток, нижнюю половину лица которого закрывал матрас. А в его правой руке, прижатой к матрасу, была полиэтиленовая непрозрачная баночка из-под маргарина «Рама».

— Ложи скатку на нару! — сказал ему Дедковский. — Откуда ты приехал?

— С малолетки, — ответил подросток.

На вид ему было лет четырнадцать — маленький, худой, с детским лицом и слегка двигающимися и пристально смотрящими перед собой глазами, следящими за каждым движением присутствующих.

— Мыло, зубная щётка, паста есть? — спросил Славик.

Тот ответил, что нет.

И Дедковский из так называемого НЗ камеры, который хранился у него в сумке под нарой и не назывался словом «общак», выдал ему мыло, щётку и зубную пасту.

— А что в банке? — спросил Дедковский.