Игорь Шагин - Белая полоса

День прошёл так же. Я не ждал посещения адвоката. Он посещал меня по средам. И именно по средам брал у начальника следственной группы Штабского разрешение на моё посещение.

Студента звали Славик.

Славик Студент и Сергей Наркоман рассказали о положенных продуктах и предметах в передачах, которые были разрешены один раз в месяц — 30 килограммов продуктов и вещи, — но могла быть передача и на того сокамерника, который не получает передачи. Например, таковым являлся он, Студент. От кого доставлялась передача, значения не имело. Правда, при получении нужно было знать фамилию, имя, отчество и адрес передавшего. Разрешено было всё, что не домашнего приготовления, не в жести, не в стекле и не быстропортящееся. Также были запрещены свежие продукты, требующие термического приготовления, и полуфабрикаты, крупы и макаронные изделия, требующие варки (за исключением гречки и риса в пакетиках). Передача сводилась к любым конфетам, шоколаду, сладостям и сдобе, копчёному мясу, курице, салу и колбасам (за исключением варёной колбасы, сосисок и сарделек), мёду, сливочному и подсолнечному маслу, любым фруктам и овощам, за исключением свежей картошки (можно было только варёную в мундире). И вермишель запаривающаяся, и любые запаривающиеся каши, и сухая картошка, сухое молоко, сухофрукты и соль. Ещё можно было сухие супы, приправы и куриные кубики, за исключением молотого перца. Сгущённое и варёное сгущённое молоко — только в пластиковой таре. Рыбные, молочные продукты и яйца были запрещены. Какао, кисель, чай и кофе было можно. Сигареты с фильтром также были разрешены, как и любые сигареты, за исключением папирос. Вместо зажигалок — спички. Медицинская передача — только через медсанчасть. Нижнее бельё и одежда — без ограничений в количестве, как и обувь, но только без супинаторов. Одеяло и постельное бельё — пожалуйста, за исключением пуховых и синтепоновых подушек, поскольку подушки и матрасы выдавались администрацией. Другие отбирались, но у некоторых всё же присутствовали. Предметы личной гигиены (любые), банные принадлежности, стиральный порошок, пластиковые вёдра и тазики, любые миски и чашки, кроме фарфора и стекла. Кухонная посуда, за исключением железных ножей, ложек, вилок и кастрюль. Но вся эта неположенная посуда в следственных камерах присутствовала без ограничений и стояла, если у кого-то была, на виду, за исключением самодельных ножей, «заточек» из сапожных супинаторов или полосок жести, которые клались в определённом месте, например, под клеёнку на столе, и бригадой шмонщиков (тех же самых, что и на приёмке) не трогались.

За всё остальное нужно было платить.

Этот день в камере протекал согласно распорядку дня. Утром так же подъехал баландёр с завтраком. И Студент ему прокричал: «Себе на голову!»

Потом была прогулка, и наша камера гуляла в том же дворике, через стену которого, как пояснил Студент, он разговаривал со смотрящим за этажом. Помня, о чём мне в ИВС говорил Раков, что меня разыскивали из соседних камер, я попросил Славика Студента мою фамилию не называть и не упоминать.

В этот день мы во дворике гуляли втроём: я, Студент и Сергей Наркоман. Володя и Сергей — Сашин шнырь — остались в камере. Так было можно: на прогулку при желании можно было ходить, а можно — и не ходить. В этот день мы — я и Студент — также по предложению Сергея пообедали за счёт Наркомана. Студент обнял сидевшего у него на наре Сергея за плечо и спросил, что мы будем есть. Все знали, что в ближайшее время я получу передачу. Однако Сергея это не интересовало. Было видно, что он делится от души. И ему, казалось, была более приятна компания Славика Студента, нежели Вовы. С Сергеем, Сашиным помощником-шнырём, Сергей Наркоман не общался и никаких отношений не поддерживал. Казалось, они в камере друг друга не видят. Хотя оба они редко появлялись в камере, точнее — весь день проводили на своих верхних нарах.

Я сидел на лавочке, когда Студент сказал, что, пока Саши в камере нету, я могу сесть на его постель. Я в душе не был сторонником такого вторжения, однако поступил так, как предложил Студент. Он даже дал своё полотенце — постелить поверх Сашиного одеяла. На мягкой наре сидеть было значительно приятнее, нежели на твёрдом дереве узкой скамейки. Так я просидел до обеда, пока в камеру не открылась дверь и не вошёл Саша. Суд у него в очередной раз отложили, и до обеда он уже был в тюрьме.

Я быстро встал и уступил Саше его место. Тот посмотрел на меня с укором.