Игорь Шагин - Белая полоса

Тарас сказал, что на суде он отказался от всех данных ранее показаний. Объяснил мотивы и то, как он вместе со следователем фабриковал против себя дело. Военный судья выслушал его внимательно, задавал ему вопросы. И Тарас был уверен, что его не осудят, ибо в отношении него не было никаких доказательств.

— Как и самого установленного факта, — сказал Тарас, — что я кому-либо передавал информацию.

Но судья его выслушал, прокурор запросил двенадцать. А судья ему дал семь лет.

— За измену родине семь лет не дают, — сказал я.

— Я это понимаю, — сказал Тарас.

И рассказал, что две недели назад направил в военный суд кассационную жалобу и будет ждать окончательного решения. А уже с лагеря писать в Европейский суд. Что ему жена передала «Конвенцию о защите прав человека и основных свобод» и необходимые формуляры для написания европейской жалобы. Тарас спросил, как у меня идут дела по делу. Я ответил, что практически каждый день пишу в прокуратуру заявления и жалобы о том, что материалы дела к ознакомлению предоставляются крайне редко и что следователь так и не взял у меня показания по предъявленному обвинению.

В тот же день, ближе к вечеру, меня посетил адвокат. Сказал, что Оля ожидает его под СИЗО и спрашивает, всё ли мне понравилось в передаче. Я через Владимира Тимофеевича поблагодарил её за всё. А также передал поздравления с днём рождения и самые добрые пожелания от меня и моего сокамерника Тараса. И поздравил с наступающим Днём святого Валентина.

Мы с Владимиром Тимофеевичем переговорили по делу. Он сказал, что продолжает знакомиться в прокуратуре, но что не всегда есть тома, которые ему нужны. Я же сказал, что продолжаю писать жалобы по поводу затягивания ознакомления и показаний.

— Увидимся через неделю, — сказал Владимир Тимофеевич и пожал мне руку.

Но увиделись мы на следующий день. Утром следующего дня меня вывели в следственный кабинет. Там находились начальник следственной группы Демидов и мой адвокат. Оба поздоровались со мной.

— Может быть, хотите переговорить с Игорем Игоревичем? — спросил Демидов у Владимира Тимофеевича.

— Нет-нет, продолжайте, — сказал начальнику следственной группы адвокат. — Игорь, тебе сейчас будет перепредъявлено обвинение.

— Новое? — спросил я.

— Сейчас увидим, — улыбнулся Владимир Тимофеевич.

Демидов вручил мне обвинение. Оно по содержанию было идентичным предыдущему. Только напечатанное в два раза меньшим шрифтом — как будто из-за экономии бумаги. В обвинении я написал, что не признаю вину и буду давать показания собственноручно. На протяжении этого и последующих двух дней по три-четыре часа в день я излагал свои показания о своей непричастности к эпизоду организации банды наряду с Макаровым. И о том, что я сам являюсь потерпевшим от деятельности Макарова и его подчинённых. Я писал обстоятельно о том, как рэкетиры во главе с Макаровым появились в офисе ООО «Топ-Сервис» и как впоследствии складывались мои отношения с Макаровым и указанными в обвинении его людьми — Маркуном и Стариковым.

Но через два дня, 15 февраля 2002 года, следователь Демидов прервал мой допрос вопросом:

— Вы будете давать показания по существу предъявленного обвинения?

В ответ на письменный вопрос Демидова я написал в протоколе, что, как только закончу давать показания в обоснование своей невиновности по эпизоду организации мной банды с Макаровым, а именно — что я сам являюсь потерпевшим от его деятельности, — я перейду к письменным показаниям в обоснование своей невиновности по каждому эпизоду в отдельности.

Но, ознакомившись с тридцатью листами моих показаний, следователь Демидов написал, что мои показания не имеют отношения к делу и что мои действия в изложении показаний направлены не на дачу их, а на затягивание следствия. И в этот же день, уже третий раз за период следствия лишил меня единственного права на защиту, предусмотренного законом для обвиняемого, — защищаться от предъявленного обвинения своими показаниями в обоснование собственной невиновности, — прервав постановлением об окончании следствия следственные действия. И в этот же день администрацией СИЗО СБУ и уже третий раз за два с половиной года с момента нахождения меня под стражей я был ознакомлен с уведомлением прокуратуры города Киева о предъявлении мне материалов дела к ознакомлению (ст.218–220 УПК Украины 1960 года).

В камере я снова приступил к написанию жалоб и заявлений в прокуратуру о том, что следователь Демидов в очередной и уже третий раз лишил меня права в обоснование собственной невиновности давать показания по существу предъявленного мне обвинения. А по всем телеканалам на протяжении последующих нескольких недель снова зазвучали пресс-конференции и брифинги высокопоставленных лиц прокуратуры города Киева, и уже с непосредственным участием следователя по особо важным делам, главы следственной группы Демидова, который до какого-либо решения суда и невзирая на непризнание мной вины и обоснованное отрицание причастности к каким-либо преступлениям, помимо того, что рассказывал о моей полной виновности в предъявленном мне обвинении, делал заявление, что одно только участие его в этом деле угрожает жизни всех членов его семьи, в том числе новорождённого ребёнка.