Уильям Дерезевиц - Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

– Быть может, и скажу. Нет, нет, с вашего дозволения, книги мы уж лучше оставим в покое. У мужчин куда более средств отстаивать свои взгляды. Образованность их куда выше нашей; перо издавна в их руках. Не будем же в книгах искать подтверждений своей правоты.

«Перо издавна в их руках». Теперь, конечно, все изменилось. Головокружительная сцена, благодаря которой над страницами английского романа забрезжил рассвет феминизма. Сама дискуссия представляет собой феминистскую декларацию. Энн и Харвил обсуждают общую тему, высказывая мужскую и женскую точки зрения, проявляя взаимное уважение и симпатию. Если мужчина и женщина способны говорить на равных, – утверждает Остин, – значит, они могут быть и друзьями.

К счастью, об этом я был хорошо осведомлен еще со времен участия в молодежном движении. И, наконец-то, благодаря моей старой приятельнице я вошел в некий дружеский круг, стал частью сообщества, которое искал столько лет. В аспирантуре моя приятельница обрела друга, чья семья жила в Новой Англии в самом чудесном старом доме, какой только можно вообразить; с просторной верандой, гостеприимной, как бабушкины объятия; с огромной, но уютной гостиной, где в те времена, когда здание принадлежало городу, устраивались танцы. Стрелки кухонных часов навсегда остановились на 10 часах 36 минутах: идеальное время, шутили мы, не слишком рано и не слишком поздно.

История моего знакомства с новыми друзьями до крайности напоминала «Доводы рассудка». Начнем с того, что дом стоял на побережье, – все, как в Лайме. (Кстати, до Лайма – того, что в Коннектикуте, – было не так далеко.) Его владельцем был моряк, грубоватый, практичный, но не лишенный той неподдельной теплоты, которая так заворожила Энн в его собратьях – морских офицерах. Как и Харвилы, он приглашал нас в гости от всего сердца. Как Харвилы, открывал двери для всех, кто хотел приехать, и все, кто приезжал, становились друзьями. Как Харвилы, делал все, чтобы каждый чувствовал себя как дома.

В выходные, в теплую погоду, друзья стекались к нему со всего северо-восточного побережья. Я приезжал из города, моя подруга – из Нью-Гэмпшира, несколько человек – из Коннектикута, и мы проводили время, бездельничая и дурачась. Пятна солнечного света разбегались по воде; чайки, крича, кружили над головами. Мы играли в мяч, поедали моллюсков, а по ночам пили пиво, играли на гитаре и говорили, говорили, говорили. Со временем мы все сблизились, словно горошины в стручке. Мы выслушивали друг друга, знакомились с девушками и парнями друг друга, притирались друг к другу.

Все мы оказались в этом доме по одной причине – нас объединило чувство пустоты, которое настигает всякого, кто перешагнул порог тридцатилетия и окончательно отдалился от родителей. Некоторые из нас уже нашли себе пару, другие – нет. С одной стороны, это неважно. С другой – что может быть важнее. Поэтому, когда хозяин дома вдруг по уши влюбился (осенью, после завершения главы про Остин), мы дружно приехали на выходные познакомиться с его избранницей – все произошло стремительно, и она уже жила у него. Той ночью за кухонным столом, смакуя десерт, который она приготовила, собралось человек восемь. Неярко горели свечи, ее кошки терлись о наши ноги, кто-то шутил. Я откинулся на спинку стула, огляделся и понял: «Да, я нашел свою семью» .

Я жил в Бруклине почти три года, и жаловаться мне было не на что. Я сумел найти общий язык с отцом, и наши отношения более или менее наладились. Я больше не нуждался в его одобрении и смирился с тем, что сам он никогда не поменяется. Глава, посвященная Остин, была закончена, я уже написал около ста страниц о романе «Мидлмарч»; диссертация, можно считать, перевалила за середину, и появилась надежда, что работа когда-нибудь будет закончена. И, что самое главное, у меня образовался свой круг друзей.

И все-таки чего-то недоставало. Чего-то значительного, важного. Я до сих пор не встретил свою единственную. Девушку, с которой хорошо быть вместе, а не только спать. Мимолетные увлечения, интрижки и курортные романы меня больше не интересовали, я хотел настоящих, прочных, искренних отношений. Во времена молодежного движения, колледжа, первых лет аспирантуры было нетрудно найти подружку среди своих знакомых. Но я оказался совершенно не готов к тому кошмару, который представляли собой свидания в Нью-Йорке. Я словно блуждал в бесконечном лабиринте пустых разговоров, запутанном и унылом, как тоннели подземки. Вместо того чтобы налаживать связи через общих друзей, как я привык, приходилось заигрывать с незнакомками, которые отлично понимали, чего я от них хочу, да еще надо было суметь очаровать их за тот краткий промежуток времени, пока ожидаешь заказанный коктейль или подходишь к дому, куда тебя пригласили на вечеринку.