Уильям Дерезевиц - Уроки Джейн Остин. Как шесть романов научили меня дружить, любить и быть счастливым

Друзья могут стать вашей настоящей семьей, но, прежде чем обрести свой круг, мне, как и Энн в Лайме, предстояло пройти длинный путь. Нам обоим было сложно найти даже единичных товарищей, не говоря уже о целой компании. Я и не заметил, как и когда изменилось мое окружение. И дело не только в том, что люди вокруг стали более занятыми, – они просто стали более закрытыми. Едва нам перевалило за тридцать, как юношеская контактность, готовность к новым впечатлениям и знакомствам, о которой так много писала Остин в «Нортенгерском аббатстве», начали таять на глазах.

Уже не получалось в одночасье стать закадычными приятелями с первым встречным, как бывало в пятнадцать, двадцать и даже двадцать пять. Новые знакомые, которые могли бы стать друзьями, вели себя сдержанно, осмотрительно, недоверчиво. Завязать дружбу стало так же непросто, как провести дипломатические переговоры на высшем уровне или решить заковыристую головоломку, в которой можно подставить лишь пару фрагментов за каждый ход.

Для Остин дружба значила слишком много, чтобы идеализировать ее. Она, как и Фанни Прайс, «размышляла о том, какие разные дружбы существуют на свете», и писала о них с детства. Во времена отрочества Джейн в моде была так называемая романтическая дружба – наигранно страстная привязанность, демонстрирующая способность к глубоким возвышенным чувствам. «Любовь и дружба», самое знаменитое из ранних творений Остин (в своем эссе о Джейн Остин Вирджиния Вулф говорит, что Джейн создавала его, «едва поспевая писать и не поспевая соблюдать правописание» [33]), обличает именно этот стереотип:

Представьте себе мои чувства, когда я, лишившись три недели назад ближайшей подруги… вдруг поняла, что вижу перед собой ту, что воистину достойна называться ею… Чувствительность была ее отличительной чертой. Мы бросились друг другу в объятия и, поклявшись быть верными нашей дружбе до конца дней своих, немедленно поведали друг другу самые заветные тайны [34] …

Представляю, как иронизировала бы Джейн Остин в наше время над Facebook, MySpace и Twitter, в мгновение ока создающими иллюзорные узы между людьми. Изабелла Торп пыталась связать таковыми Кэтрин Морланд в «Нортенгерском аббатстве», но в остальных книгах Остин персонажи лицемерят более умело. Мир «Доводов рассудка» населяют карьеристы, карабкающиеся вверх по социальной лестнице за счет дружбы и брака. Город Бат – маяк в моря честолюбия. Миссис Клэй, двуличная вдовушка, вцепилась в Элизабет Эллиот, словно пиявка, чтобы через нее подобраться как можно ближе к сэру Уолтеру, а затем стать его второй женой. Можно не сомневаться, что, достигнув цели, новая леди Эллиот тут же позабыла бы о дружеских чувствах по отношению к девушке. Некоторые люди милы с вами лишь до тех пор, пока им что-то от вас надо, а с такими друзьями и враги не к чему.

Однако самый ярый лизоблюд в «Доводах рассудка» – сам сэр Уолтер. Стоило мне это заметить, и многое встало на свои места. Любой, кто озабочен своим положением в обществе, должен заискивать перед теми, кто стоит ступенькой выше, и пренебрегать всеми остальными. Так же как под маской задир зачастую прячутся трусы, так и под личиной знатных снобов скрываются подхалимы; неудивительно, что Остин «обожала» аристократию. Объектом поклонения сэра Уолтера стали его кузина виконтесса Дэлримпл и ее дочь мисс Картерет – парочка посредственностей, у которых за душой не нашлось ничего кроме родословной:

Энн прежде не видела отца и сестрицу в отношениях их со знатью и теперь не могла не испытывать разочарования. Она ждала лучшего, полагаясь на их высокое мнение о собственном положении в свете, и невольно склонялась к желанию, которого и вообразить в себе не могла: она желала им побольше гордости; ибо речи о «наших родственницах леди Дэлримпл и мисс Картерет», «наших родственниках Дэлримплах» звучали на Кэмден-плейс с утра до вечера и безмерно ей докучали.

Дружба с кем-то вроде сэра Уолтера или миссис Клэй не может заинтересовать людей, менее податливых к лести, чем объекты их поклонения. Друзья могут быть куда более опасны и вероломны, чем враги, – предупреждает Остин, – даже если у них самые добрые намерения, иногда они не видят различия в том, что хорошо для других, и что – лично для них. Таким другом оказалась леди Рассел, которая, заменив героине мать, стала для нее единственным близким человеком. Самое грустное то, что Энн, чрезвычайно дорожа отношениями со старой леди, не позволяла себе заметить ее ограниченность. А после равнодушного приема, оказанного Энн семьей Мазгроув (полезный урок: «…сколь мало значим мы за пределами своего круга»), девушка в особенности начинает ценить «милость судьбы, пославшей ей такого верного и преданного друга, как леди Рассел». Ведь даже родная сестра Мэри относилась к отъезду из фамильного гнезда – трагедии, мучившей Энн многие недели, – с полнейшим безразличием. Да уж, после Мэри кто угодно мог показаться чудесным человеком, тем более – преданная старая дама.