Альфред Дёблин - Берлин-Александерплац

— Да, но только в лесу, по дороге бежать было опасно, мы обратили бы на себя внимание.

А вот и прогалина с покосившейся елью, все осталось так, как было в тот день… Я — вся твоя. Убита она, сердце ее убито, глаза, уста — все неживое… Пройдемся еще немного! Ой, не жми так — задушишь!..

— Видите вон черную ель? Тут оно и есть!

Ехал отряд всадников на низкорослых гнедых лошадках, ехал издалека. Всадники все время расспрашивали про дорогу, пока не добрались до большого озера. Там они спешились, привязали коней к развесистому дубу и пали ниц на берегу озера и стали творить молитву. Потом раздобыли лодку и переправились на другую сторону. Они воспевали озеро, они обращались к нему. Но не клад искали они в этом озере, они хотели только поклониться ему, великому озеру, ибо вождь их покоился на дне его. Вот почему пришли сюда эти люди.

Полицейские захватили с собой лопаты. Карл-жестянщик походил, походил и наконец указал место. Всадили они в землю лопаты и сразу же заметили, что почва рыхлая, стали рыть глубже, глубже, землю выбрасывают наверх из ямы. Ясно, тут уже рыли, в земле попадались еловые шишки. Карл стоит и смотрит, Смотрит и ждет. Ведь это ж было тут, вот на этом самом месте, тут они девчонку и закопали.

— На какой глубине вы ее закопали?

— С четверть метра будет, не больше.

— Тогда бы мы уже нашли ее.

— Да я точно знаю, что это тут. Ройте глубже.

— Ройте. Что ж рыть, если тут ничего нет? Долго рыли. Все вокруг переискали. Из глубины выкопали зеленую еще траву. Значит, тут кто-то не дольше, как сегодня или вчера, копал. Ну, теперь-то она должна показаться. Карл все время зажимает себе нос рукой… Ведь она, должно быть, уже совсем разложилась, сколько времени с тех пор прошло, да и погода стоит сырая. Один из полицейских в яме вдруг спрашивает:

— А что на ней было надето?

— Темная юбка и розовая блузка.

— Шелковая?

— Может, и шелковая. Во всяком случае, светло-розовая.

— Такая?

В руках полицейского кусочек кружевной оборки, она вся в земле выпачкана, но видно, что розовая. Полицейский показал свою находку следователю.

— Может быть, это от рукава? Стали дальше копать. Ясно: тут что-то было зарыто.

Вчера, а может быть даже сегодня, тут кто-то работал. Карл стоит как громом пораженный: так и есть, Рейнхольд почуял опасность, вырыл труп и, вернее всего, бросил его куда-нибудь в воду. Ловок, ничего не скажешь! Следователь посовещался в сторонке с комиссаром, долго говорили, комиссар что-то записывал в книжечку. Затем они втроем возвращаются к машине; один полицейский остался у ямы.

По дороге следователь спрашивает Карла:

— Стало быть, когда вы явились, девушка была уже мертва?

— Да.

— Как вы это докажете?

— А что?

— Как что? А если ваш Рейнхольд скажет, что это вы ее убили или помогали ему при убийстве?

— Тащить труп я ему действительно помогал. А с чего же я бы стал убивать девчонку?

— Да с того же, с чего он ее убил или якобы убил.

— Да я же вовсе и не был с ней в тот вечер.

— Зато вы были с ней днем.

— Да потом-то я с ней ведь не был. Когда я ушел, она еще живая была.

— Трудно вам будет доказать свое алиби.

В машине следователь снова обратился к Карлу:

— А где вы были вечером или ночью после этого дела с Рейнхольдом?

Ах ты, чтоб тебя, ну, ладно, будем играть в открытую.

— Я уехал за границу, он дал мне свой паспорт, я и уехал, чтобы доказать свое алиби на случай, если дело откроется.

— Странно, очень странно. Ну, а зачем вы вообще это сделали? Ведь это черт знает что! Вы с ним друзьями были?

— Да, вроде. К тому же я человек небогатый, а он мне денег дал.

— Что ж, теперь он уже больше вам не друг? Или, может быть, у него денег больше нет?

— Нет, господин следователь, он мне не друг. Вы же знаете, за что я сижу — за дело со сторожем и так далее. Это он меня продал.

Следователь и комиссар переглянулись. Машина мчится стрелой, ныряет в ухабах, подскакивает, шоссе несется навстречу. Здесь я проезжал с нею, дарю тебе сто двадцать дней…

— Стало быть, не поладили вы с ним, и дружбе вашей конец?

— Да уж так это в жизни бывает… (эге, это он меня на пушку берет, нет, брат, по дешевке не купишь, не на такого напал… Ага, постой, знаю, что сказать!) Дело в том, господин следователь, что этот Рейнхольд человек отчаянный, он и меня хотел вывести в расход.

— Вот как, разве он предпринимал что-нибудь против вас?

— Нет, но он намекал на это.

— И больше ничего?

— Нет.

— Ладно, посмотрим.