Николай Горнов - Общество мертвых пилотов

Бригадир озадаченно переводил взгляд с одной женщина на другую и только покрякивал:

– Во, блин, дела!

Впрочем, как Вадим и предполагал, все закончилось миром. Бригадиру, отведенному в сторонку, жестами было предложено за урегулирование конфликта сто евро. Бригадир воспринял предложение более чем благосклонно. Проводницу Галю, чтобы тоже не таила обиды, Вадим отблагодарил отдельно – двадцаткой. А когда все разошлись, Мануэле доходчиво объяснил, что в общественных местах силовыми методами проблемы не решают. Она все поняла правильно, и уже к вечеру две женщины нашли общий язык. С тех пор в вагоне был мир. А когда Вадим добавил Гале еще одну купюру в двадцать евро, та в благодарность всю дорогу никого к ним в купе не подселяла. А теперь и хороший кофе для своих иностранных пассажиров где-то ухитрилась раздобыть.

Вадим сделал еще один большой глоток и зажмурился, смакуя вкус зерен венской обжарки. Мануэла подперла кулачком подбородок и с задумчивым любопытством смотрела в пыльное окно, где в серой дымке был русский пейзаж. Он не менялся уже вторые сутки. За окном величественно проплывали одинаково бескрайние степи, мелькали редкие шеренги деревьев, россыпи кустарников, бетонные и деревянные заборы, мусорные кучи и умершие своей смертью дома.

– О чем задумалась, красавица? – улыбнулся Вадим. – Я же тебя предупреждал. Поменьше смотри в окно. Если два дня непрерывно смотреть на русские поля и перелески, такая экзистенциальная тоска закрутит, что мало не покажется…

– Говори медленно. Я не понимаю…

– Извини. Хочешь, я расскажу тебе русскую народную сказку. Про сестрицу Аленушку и братца ее Иванушку. Или про лису и медведя.

– Не надо. Потом. Расскажи не сказка, а про жизнь. Про мама и папа.

Еще полгода назад она не понимала по-русски ни слова. Теперь даже говорила довольно сносно. И просила Вадима разговаривать с ней только по-русски. Впрочем, Вадим и не возражал. Если уж решила Мануэла обрусеть, то обрусеет. Упорства баскской аристократке было не занимать…

– Про жизнь мне не очень интересно. Что я могу о жизни рассказать? Я о ней и не знаю ничего. О себе разве что рассказать? Да и то нечего. Родился. Вырос, как видишь. Выучился в университете. Потом работал. Как все…

– Нет, не как все. Каждый своя жизнь. Мы сейчас едем смотреть твой Родина. Это интерес.

– Да уж, интерес! – Вадим хмыкнул, поправил скатерть и непроизвольно покосился в окно. – Ничего интересного там нет, на моей Родине. Ты даже не представляешь, какая это дыра… Ладно, птичка моя, давай-ка не будем грустить раньше времени, а просто в ресторан сходим. Еда – это лучший способ разогнать дорожную тоску…

Но вагон-ресторан оказался закрыт. Вадиму удалось найти только полусонного официанта, сосредоточенно пускающего сигаретный дым в потолок тамбура. Он и сообщил, что повар только недавно заснул, поэтому раньше обеда не проснется.

– У нас нефтяники почти до утра гуляли, – добродушно рассказал официант. – Обслужить-то я вас могу, но сразу предупреждаю, что из горячего – только шницель.

Вадим взглянул на Мануэлу и согласно кивнул. Пусть будет шницель. Себе он попросил чай, пакетик чипсов, плавленый сырок и булочку, которая оказалась весьма черствой. Зато в ресторане в этот утренний час было пусто, и никто не лез под руку с идиотскими вопросами.

Мануэла поковыряла вилкой клейкий рис и подняла грустный взгляд на Вадима.

– Ты меня любить?

Глаза у нее черные, пронзительные. И смотрит, как очередью стреляет…

– Почему молчал? – Мануэла нахмурила густые южные брови.

– Я обдумывал твой вопрос, – отозвался Вадим. – Конечно, я тебя люблю. И не вижу никакого повода для сомнений.

– Я совсем не похоже на русская девушка?

Мануэла улыбнулась. Она не умела долго хмуриться.

– Русские девушки тоже разными бывают, – философски заметил Вадим. – Просто мне не стоило тащить тебя в такую даль. Улетела бы спокойно в свою Барселону. Там красиво и тепло. Там у тебя есть работа, клиенты. А я бы через пару недель к тебе прилетел.

– Без тебя никуда не уеду. – Мануэла от волнения перешла на испанский. – Мы вернемся в Барселону вдвоем. Я не могу оставить тебя здесь одного даже на сутки. Я очень боюсь. Вокруг тебя происходит что-то странное. Я ничего не понимаю, и это меня пугает. Мне не нравится в вашей России. Мне не нравятся люди, с которыми ты встречаешься. Единственный раз я оставила тебя на неделю. И что? Когда вернулась, то нашла тебя уже в больнице с переломанными ребрами и разбитым носом. Вот скажи: это нормально?