Патрик Уайт - Какаду

Основательно обдумав, чего хочет, Олив Дейворен написала на листке: «Хоть раз будь тактичен…» Все зачеркнула и вместо этого написала: «Надеюсь, ты предоставишь мне удовольствие насыпать утром семечки».

Утром ее листка на месте не оказалось, а на другом было написано: «Не забудь воду, оч. важно».

Итак, все устроилось и обошлось без обращений по имени.

Теперь утро принадлежало ей — она убирала лузгу, насыпала в плошку полосатые семечки и наполняла раковину водой. Насчет воды она была с ним согласна: это и вправду очень важно.

Вечерами — вечера принадлежали ему — после того, как он исполнил свои обязанности перед попугаями, оба сидели у окон в противоположных концах дома и наблюдали, как птицы кормятся.

Уже какое-то время она не видела, чтобы он шагал по дорожке, а потом по улице, сдвинув шляпу на затылок, — ради Нее. Вместо этого слышно было — он ходит в дальних комнатах, а то сидит у дальнего края ограды, хотя бы в раздумье, как она надеялась, но тяжко вздыхает.

Однажды, сидя у окна и глядя, как в сгущающихся сумерках кормятся его пичуги, Мик Дейворен осознал, что их стало больше — ему удалось насчитать одиннадцать какаду. В эту минуту все умиротворенные, в круглых черных глазках доброта и мудрость. А если кто и поднимет хохолок, то кажется, будто дама изящно раскрыла веер.

И он уже не смотрит за окно — он мальчишка и с улицы, через огромное окно, заглядывает в комнату, где расположилось избранное общество; сидят группками на позолоченных стульях, компания побольше окружила резной диванчик; смиренные, холеные девушки, все в умиротворенно белых платьях, а уверенные в себе старшие, в белом пламени сверкающих бриллиантов, перебрасываются тщательно подобранными словами. Одна пожилая дама возбужденно заговорила — видно, сделала достоянием публики какой-то секрет. И все дамы и смиренные девицы присоединились к визгливому хору голосов. Поднялись, задвигались. Бриллианты запрыгали. Какой-то завязался спор, но так все вежливо, благовоспитанно. Потом в него вступили и мужчины, кто со смехом, кто запинаясь, возражая, а другие с показной почтительностью прислушиваются к говорящим. А он, мальчишка, что стоял в темноте по другую сторону внушительного окна, попятился в сад, в моросящий дождь, и чуть не споткнулся, наступив на громадную гончую, что лежала на газоне, подняв нос к бледной луне.

Мик Дейворен отхаркнулся.

Должно быть, этим он спугнул попугаев: они взмыли волной, зеленовато-белой в сумерках, и разбились о берега каменного дуба и араукарии в парке напротив.

Осмелев, он покосился на окно в другом крыле дома — там сидела Олив, женщина, с которой он когда-то обвенчался, и неподвижным взглядом смотрела в пустоту.

Миссис Далханти читала, что у птиц водятся вши. У скворцов — это уж точно; вши падают с них и через дымоходы попадают в дом.

Попугаи! Фиггис был взбешен.

Чуть не все соседские ребятишки побывали в парке и видели попугаев и вопили и кидали в них камнями, норовя пришибить, а не выйдет — спугнуть. Если Тим Неплох еще не видел их во плоти, то потому лишь, что пришел домой прежде, чем попугаи слетели на газон, а когда родители позволили ему встать из-за стола после проклятого чая, какаду уже улетели. И он только и увидел что Дейворенов, глядящих из окон в противоположных концах дома.

Однажды, проходя мимо калитки мисс Ле Корню, Тим спросил, видала ли она попугаев, и она ответила: «Ага-а», вроде поделилась с ним секретом.

Но ему и не нужно было видеть. Он и без того представлял, что они такое, словно вглядывался в них так же пристально, как в людей в автобусах; представлял желтые хохолки, знакомые по книгам, так отчетливо, словно сам потрогал их перья, совсем как с людьми, которых касался на ходу, просто чтобы узнать, кто они есть, и оказывалось, он это уже знает.

Какаду стали прилетать реже, да и то всего три или четыре. А бывало, и вовсе ни одного. Или один старый попугай, он неуклюже ковылял и иной раз волочил крыло. Это дети распугали попугаев и, наверно, побили камнями одинокого старика. Миссис Дейворен чуть не поделилась с мужем этой догадкой, не на бумаге, а устно, но принципы уберегли ее.

Однако ей жаль было Мика — краем глаза она видела: он страдает из-за отступничества их попугаев.

Когда Мик Дейворен нахлобучил шляпу и зашагал по улице к мисс Ле Корню, было еще совсем светло, во всяком случае, достаточно светло, чтобы соседи снова принялись судачить. В этот вечер она не стояла, как обычно, опершись на калитку. На одной из труб ее дома сидел какаду и, отведя и расправив крыло, чистил перья. Другой попугай, весь взъерошенный, сидел, вцепившись в трубу, и хрипло кричал на незваного гостя. А может, то был бывший возлюбленный?