Сергей Минутин - Никто мне ничего не обещал. Дневниковые записи последнего офицера Советского Союза

Наконец, Иван Иваныч дождался. Увидев красавицу Маргариту, он приподнялся над столиком.

Они даже прикоснулись друг к другу, и Иван спросил:

– Как поживает наш друг Чарльз?

– Ты знаешь, в постели не очень.

– Маргарита, ты не меняешься. Потерпи ещё немного, скоро я скажу Чарльзу, кто он на самом деле, «крыша» у него съедет лет так на сто, а мы опять будем вместе. Но согласись, он занятный, книжки правильные читает.

– Ваня, ты не увиливай, я женщина слабая, вредная.

– Уговорила.

Ваня разлил по бокалам вино и сказал:

– Фильм недавно в России смотрел, «Особенности национальной охоты» называется, так там масса тостов. Есть и такой: «Ну, за встречу».

– А я как раз туда собираюсь, в качестве «мощного» зарубежного инвестора.

– В самом деле? – сделал вид что удивился, Иван Иваныч.

– Подруга у меня живёт в Нижнем Новгороде, хочу повидать, но для вида – послы, консулы, посулы.

– Жаль, не могу поехать с тобой. Какие там женщины!

– Бабник.

– Ну, что ты? Я так стар, что «пиздрюлька» стёрлась до самых яиц, теперь только смотрю.

– И на меня.

– Ну, что ты, как можно, на тебя даже не смотрю.

Они рассмеялись.

– Маргарита, значит, ты будешь в России? Завидую. Наверное, встретишься с сегодняшней властью, насладишься её пограничным состоянием между тюрьмой и волей.

– Судя по тому, что сказал мне Чарльз, там полное дерьмо, по крайней мере там, куда я еду. Он дал мне почитать мониторинг рекламы, слухов, показал телепередачи, рейтинг которых достаточно высок. Беспросветно. Высших чиновников даже подчинённые по имени не зовут, какие-то: пудель, мальчик, чушка, и в газетах их так же называют. Реклама, в основном, о бесплатных похоронах, в основном, покойников из силовых структур, и прочая дребедень.

Вот прочти. Он протянул ей листок. Она прочла: «Внезапно произошло нечто совершенно неожиданное: «закрытый» город Горький стал «открытым». Город сразу же стал объектом пристального внимания разведывательных организаций всех стран мира, наконец – то получивших возможность узнать досконально, что значит «закрытый» город в российском понимании, особенно, если в нём проживает более миллиона жителей. К слову сказать, в России подобные эксперименты были не новы, так до сих пор многие институты мира изучали опыт выживания другого «закрытого» города – Ленинграда во время блокадной зимы 1942 года.

Кроме разведок, в город потянулись и внуки бывших купцов, дворян, владельцев различной недвижимости, дедушки которых были когда – то тесно связаны с нижегородской ярмаркой, но затем изгнаны из этого торгового «рая» в эмиграцию. Казалось бы, вот оно, свершилось. Город опять становился возвращённым благом международной ярмарочной торговли.

Горьковчане, будучи признанным карманом России, суетились быстрее всех. Накопленный веками опыт им подсказывал, что деньги обычно там, где «дрожжи», и наоборот. Но, если в городе уже есть и деньги, и евреи, а его ещё и «открывают», то как бы чего не вышло.

С другой стороны, искушённый коммерческий ум горьковской элиты подсказывал, что в истории это очередной выигрышный билет для нижегородцев, который они уже однажды вытащили, свергнув с престола Рюриковичей и утвердив на 300 с лишним лет династию Романовых.

За это, собственно, они до сих пор и славили своего героя Минина, и иногда вспоминали Пожарского. Совсем от Пожарского они отказаться не могли, так как на Красной площади стоял памятник, символизирующий единство России именно рукопожатием Минина и Пожарского: Единство, Россия, Нижний Новгород – это был крупный выигрыш.

Потом пришли большевики, но в предчувствии их прихода нижегородская элита так «затрахала» А.М. Горького, что он в своих произведениях сделал Нижний Новгород самым революционным городом, что собственно и нужно было. В знак благодарности город быстренько переименовали в город Горький, куда и хлынули потоком со всей страны бюджетные деньги на развитие ВПК. Нижегородцы опять выиграли и даже долгое время чтили Алексея Максимовича.

И вот новый виток истории, демократия, и новая возможность поживиться. Итак, искушённый коммерческий ум нижегородской элиты подсказывал, что надо соединить второе – евреев и третье – демократию, а деньги надёжно спрятать, при этом чем-нибудь поступившись, например, вновь переименовать город Горький в город Нижний Новгород. Мол были не правы, теперь осознали.

Проблема была в лозунге, каким таким словом пустить пыль в глаза «лицам московской национальности», т. е. центральной власти, чтобы она опять отстала. Самые ретивые уже заготовили «успокоительный» трафарет: «Бей жидов – спасай России», но кто – то заметил, что для демократии лозунг вроде бы подходящий, но еврей в лозунге не звучит, и не вписывается в него по определению. Рабинович заявил, что в словаре Даля до его «исторических» правок определение жида ничего общего не имело с определением еврея, и что он, Рабинович, просто ангел по сравнению с рядом сидящим мироедом Ивановым.