Дмитрий Сафонов - Дорога на остров Пасхи

Он достал из кармана джинсов пять рублей.

– Видишь монету? Я миллион раз видел, как она падает «орлом». И миллион раз – «решкой». Но я не видел ни одной монеты, висящей в воздухе.

Стемнело, и он включил фары.

– Куда мы едем? – спросила она.

– Уже приехали.

Справа, у обочины, показался тусклый мерцающий огонек. Машина сбавила скорость и начала притормаживать. Послышался шорох гравия под колесами, они остановились перед кирпичным двухэтажным зданием.

– Где мы?

– Понятия не имею.

Он открыл дверь и вошел первым. Неказистое снаружи помещение внутри оказалось неожиданно просторным. Стены были обшиты светлыми досками. Двенадцать столиков стояли тремя ровными рядами. За столами сидели мрачные коренастые мужики: кто ел, кто курил, кто лениво потягивал пиво.

Он выбрал столик, стоявший в дальнем конце зала. Справа, в нескольких метрах, приоткрытая дверь вела на кухню – струйки сизого чада лениво пробивались через щель, наполняя воздух запахом жареного лука.

Хозяин, краснолицый здоровяк в несвежем белом халате, взял кусок картона, заклеенный со всех сторон полиэтиленом («меню!» – догадалась она), вытер мокрой тряпкой и положил перед ними.

– Можете не читать. Есть только мясо и пиво.

– Отлично! Несите!

Хозяин ушел и через некоторое время вернулся с тарелками. Порции были рассчитаны на голодных водителей, но она и не заметила, как буквально проглотила кусок сочной свинины и залпом осушила бокал холодного, с выраженной горечью, пива.

А потом… Случилось то, чего она никак не ожидала.

Он сказал:

– Подожди! – и ушел.

Она уже начала нервничать, а он все никак не возвращался.

Подошел хозяин и положил перед ней чек.

– Что это? – спросила она.

– Счет.

– Счет?! Одну минутку… А где… мой приятель?

– Он уехал. Сказал, что вы расплатитесь.

– Как «уехал»?

– Вот так! У машины – четыре колеса и один руль. Он сел за руль, колеса завертелись, и он уехал, – в голосе хозяина чувствовалось раздражение.

– Но…

Она вдруг с ужасом вспомнила, что сумочка, деньги, документы и даже мобильный остались в машине.

– Милая! Вы поели? Теперь надо заплатить!

– Он… Наверное, он вернется… И вообще, это какое-то недоразумение…

– Платить будете?

На шум стали оглядываться мужики.

– У меня нет денег, – шепотом сказала она.

– Значит, отработаете!

– Послушайте! В конце концов, я ведь – женщина…

– Тем более глупо – попадать одной, ночью, в мужскую компанию!

Мужики за столиками повернулись и выжидательно смотрели на нее.

Эти мужики – конечно, не члены совета директоров. Не та одежда, речь, прически… Но в повадках и жестах неуловимо проглядывало что-то знакомое.

Хозяин отошел к выходу, загородил его широкой спиной.

Она встала, криво усмехнулась и… метнулась к двери, ведущей на кухню. Захлопнула ее за собой и дрожащими руками накинула хлипкий крючок.

У плиты стояла худая женщина с печальными глазами. Женщина лишь взглянула на нее и махнула рукой – куда-то себе за спину.

Там оказалась еще одна дверь. Она выскочила на улицу и увидела машину. За рулем сидел он. И улыбался!

– Сволочь!

– Выбирай, что сначала: мы ругаемся или едем?

– Едем! – она запрыгнула на сиденье.

Он включил фары и резко рванул с места.

Они долго молчали. Потом она сказала:

– Знаешь… Я успела отвыкнуть от твоих идиотских шуточек!

– Ты никогда не могла к ним привыкнуть.

– Еще бы! Что это было?

– Это – жизнь. Иногда кажется, что ты – в тупике. Тогда нужно сделать шаг.

– Отвези меня домой…

На следующий день она распорядилась о продаже радиостанции, журналов и газеты. Вырученные деньги пошли на оплату рекламы нового телеканала и трех – пока еще несуществующих нигде, кроме как в ее воображении – телесериалов.

Через неделю ее вызвал вице-президент. Поздно. Мосты уже были сожжены.

– Надеюсь, вы понимаете, что делаете? – спросил он.

Она улыбнулась.

– Это – жизнь. Иногда нужно сделать шаг, – ответила она.

Прошел год, в котором не было ничего, кроме работы. Результатом стал большой и заслуженный успех. Рейтинги росли, а вместе с ними – зарплата.

Колесо Фортуны заскрипело, сделало пол-оборота и остановилось.

В ее жизни появился Тимофей – обаятельный мерзавец с мягкими волнистыми кудрями до плеч. Он называл ее «мамочкой», беззастенчиво воровал деньги и тратил (как она подозревала) на шлюх.

Тимофей был младше на девять лет, и она все прощала. Ее переполняло огромное гибельное чувство – без ответа и без выхода. Страдание превратилось в обязательный ежедневный ритуал.