Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Наконец, кудрявый решился:

— Слушай, Васька, я вчера такое видел! Аж до сих пор волосы дыбом стоят.

— Дыбом? Это ты просто не причесался.

Шурка, не обращая внимания на прозрачный намёк, продолжил:

— Мы с Петей вчера были в гостях у доктора. По делу. Я договаривался насчёт больничного листа. Чуть выпили. Петя там и уснул, а я погрёб домой. Дошёл, значит, до какого-то прудика. Там лягушки квакают, как сумасшедшие, интересно так. Я послушал немного, хотел уже дальше идти.

Вдруг, гляжу — девчонка! Улыбается, проводить до дому просит. Ну, разве откажешь красивой девушке? Я и пошёл. А лучше бы не соглашался! Чуть кровь мою не выпила, ведьма рыжая! Еле убежал. До сих пор страшно — боюсь, не пришла бы упыриха за мной.

— Ещё больше пей — не такое привидится. Помнишь, ты мне рассказывал про белую горячку, что у вашего воспитателя в детдоме случилась?

— Я тебе правду говорю! Никакая это не горячка!

Шурка обиженно засопел, потирая опухший лоб. Где же он стукнулся?

— Значит, вчера была ведьма, — Васька обтёр губы носовым платком, — а завтра что, зелёные человечки прилетят с Луны?

— Тьфу на тебя. Ничего больше не расскажу!

Кудрявый ещё раз потёр шишку над бровями. Вспомнил! Они столкнулись лбами с Клавкой.

Борода ходила по камере туда-сюда, отсчитывая шаги. Вид её был ужасен. Неудачный выстрел опалил брови и ресницы, испачкал сажей лицо. Разлитое вино оставило багровые разводы на одежде, которая теперь жутко воняла. Откуда взялся этот участковый, в рот ему ноги? Вот ещё, геморрой! Жутко хотелось курить.

Вдруг загремел засов, распахнулась дверь. На пороге стоял Ефимов.

— Выходи. И не вздумай больше бегать. Шутить с тобой не буду, могу ведь, невзначай, и сломать что-нибудь.

Клавка вышла из своей темницы, заложив руки за спину. Камера была, собственно, чуланом без окон, отделённым от кабинета участкового дощатой переборкой.

Усадив задержанную на табуретку, Ефимов приступил к допросу:

— Так, давай пока без протокола. Кто такая — имя, фамилия, где проживаешь, по какому поводу появилась у нас…

— Да не гони ты, мент. Дай лучше закурить, — Борода не изъявляла ни малейшего желания сотрудничать со следствием.

— Не курю. Так, будешь разговаривать, или нет?! — участковый заметно повысил интонацию.

— Чего ж не поговорить? Давай поговорим. Ой-ёй, не выспалась я что-то! — Клавка вызывающе зевнула.

Ефимов стал раскаляться прямо на глазах. Глаза его налились кровью, кулаки сжались так, что побелели костяшки. Задержанная же, напротив, держалась нарочито спокойно.

Вдруг раздался стук — появился Грендельман, собственной персоной. Он прошёл и по-хозяйски уселся на стул, тут же освобождённый для него старшим лейтенантом.

Директор достал пачку «Космоса», прикурил от бензиновой зажигалки, и с интересом уставился на Клавку:

— Дай-ка, посмотрю на тебя. Ты становишься знаменитой.

— Я тебе чё, зёбра? Посмотрит он на меня… это что за фрукт, а, лейтенант?

— Я, в какой-то мере, тоже отвечаю за порядок в Березняках. К твоему сведению — директор совхоза имени Карла Маркса. Грендельман Наум Лаврентьевич.

Директор откинулся на стуле и с наслаждением затянулся сигаретным дымом, заманчиво щекоча ноздри страдающей от отсутствия папирос бабе.

— Имени Карла Маркса? Кхе! Я читала «Капитал». Мне понравилось. Да здравствует Карл Маркс! — Клавка вспомнила болтовню Прохора.

— Не богохуль… не кощунствуй!

Грендельман грохнул кулаком по столу, но тотчас скривился и затряс рукой, поймав занозу. Тётка ехидно улыбнулась, участковый дипломатично уставился в окно. Наум Лаврентьевич, чертыхаясь, снял с лацкана пиджака значок «Ударник коммунистического труда» и оттопырил иголку. Он решил на месте устранить травму.

— Вот, о чём ты сейчас думаешь? Надеешься, что тебе всё сойдёт с рук? Ошибаешься, — продолжил беседу директор, пытаясь выковырять проклятущую занозу.

Конечно же, он не знал мыслей Клавки. А баба сейчас думала только об одном — как бы закурить бы! Она готова была выхватить сигарету прямо из зубов директора. Как назло, Грендельман запросто раздавил в пепельнице целых полсигареты. Вот где кощунство-то!

— Закурить дай, бугор! А то, уже уши опухли, — не выдержала, наконец, арестованная.

Грендельман без разговоров выдал Клавке сигарету и щёлкнул зажигалкой. Борода начала жадно затягиваться, выпуская дым через нос. Сигарета сгорала со скоростью спички.

— Ну, ровно, паровоз дровяной! — съязвил не без удовольствия участковый.