Инга Кузнецова - Изнанка [litres]

Вы, сложные существа, стремитесь к какому-то чудовищному упрощению. Небытие – это же упрощение. Бездна, я понял, – это окончание всех противостояний, это упрощение всего.

А ведь вы вовсе не так легко возникаете из небытия, как мы. А уходите в него легко. Это мы, полусущества, никуда не торопимся. Мы не обладаем такой полнотой жизни, которая есть у вас изначально, но держимся за наружный мир стойкостью. И количеством, да. Мы кишим и делимся в вас. Мы множимся быстрее, чем вы. Нас гораздо больше. Мы, полусуществующие, ценим жизнь.

А вы…

Я старался быть бережным к своим Хозяевам, внутри которых оказывался случайно; я думал, что смысл моей жизни внутри – это поддержка их. Я не хотел думать лишь о себе, жрать и жрать простирающуюся передо мной мякоть. Моя поддержка, конечно, была какой-то рваной, неровной, но я опоминался. Я привязывался к Хозяевам и протестовал против их гибели. Я хотел помочь им выжить.

Я думал, что Гигам, как и нам, нужна жизнь. Неужели я ошибался?

Не знаю, честно говоря, так ли видели суть своего бытия мои молчаливые подобия и другие полусущества, проплывавшие передо мною. Я не мог обсудить с ними ни одной идеи. Нам не полагается говорить. Такая свобода дана не каждому. Я могу мыслить – и на том спасибо.

Но Гиги, Гиги! Вы-то можете поговорить друг с другом! И вам, кажется, так легко договориться о том, как жить, не раня жизни других.

И что я увидел? И что я увидел?

И как мне теперь поддерживать Хозяина, если он Убийца миров?

Город, если ты существо, ты, наверное, понимаешь тех, кто населяет тебя. Ты же видишь их? Меня Хозяева не видят и не знают. Но ты-то их видишь?

Может быть, все твои жители – мучители? Что ты скажешь на это?

Может быть, это и есть настоящая природа Гигов? Они питаются не себе подобными, а их страданиями. Это называется «жестокость».

Мне сейчас слишком остро. Я всё вспомнил.

Это Гиги лишили полётов Летучего и держали его в отсеке-тюрьме. Они сделали его жизнь невозможной.

Это Усталая Хозяйка ударила Плавную и ранила себя мыслями о бесполезности своей жизни, не в силах отдаться ей целиком.

Этот Бель не захотела понять Лыша и отказалась от него, сделав ему больно.

Это Блэк избил Бель.

Это Отчётливый превращал жизнь всех, кто с ним соприкасался, в напряжение и несчастье. Его безразличие позволило нам сожрать Отца, и он умер.

Это безразличие Отца в сдвинутой назад реальности сделало Отчётливого таким мертвенно-холодным.

Это Кибернетик боялся жизни, мучился от нерешительности и не смог остановить Кристи и дать ей хотя бы немного тепла. Хотя она – да, может быть, и посмеялась бы над ним.

Это Кристи была грубой ко всем и никого не любила.

Это Жуткий убил Кристи.

Всё это были мои Гиги. Те, внутри кого я жил.

Почему же они так странно обращались с другими?

Каждый из них был жестоким по-своему. Все, кроме одного, проникнуть в которого мне так и не удалось.

Мой Хозяин – Убийца Гигов. Я не хочу знать о его сокровенных желаниях и мечтах. Но я их вижу.

Я замер и наблюдаю, как уменьшенный Жуткий бежит, и за ним трепещет в потоках воздуха тонкий алый покров из тех, что делают Гиги, неживой и красивый покров; с него каплет алая жидкость, а потом перестает капать, как бы втягивается обратно, и покров разглаживается. Жуткий добегает до кусков гигантского тела – отдельно отростки, отдельно залитая тёмно-красным голова, верхушка с длинными чёрными жгутиками, слипшимися, безобразными. Я боюсь, что это Кристи. Я так потрясён, что не могу забыть и не смотреть, не думать. Жуткий совершает странные движения грубыми верхними отростками, всё ещё испачканными красным, над фрагментами тела, и оно начинает соединяться. Отростки выстраиваются целиком и становятся ближе к тем фрагментам, из которых росли. И вот это уже целое белое тело в рваных обмотках.

Красное исчезает. Обмотки соединяются в подобие того, что Гиги называют одеждой. И я узнаю чёрные глянцевые обмотки Кристи, прикрывающие красивые выпуклости её тела. Маленькие выпуклости. Белые отростки остаются открыты.

Лицо Жуткого Убийцы исполнено радости, подлинного облегчения. Крошечная как будто живая и невредимая Кристи встаёт с чёрной земли. Её лицо исполнено безмятежности. Но вот она бежит. А он за ней. В руке его блестящее острое. Он нападает.

Я попробовал было сунуться в соседнюю камеру, но там то же самое.

Мне надо выбраться отсюда. Я не смогу такое поглощать. Оно ужасно. Я возвращаюсь сквозь разрушенные стенки в глотку. Мне надо держаться на плаву в вязкой жидкости, надеясь, что Хозяин встретит кого-то ещё и выплюнет в него меня. Жидкость искажает звуки, и я не понимаю, что происходит снаружи. Может, я просто вытеку и застыну где-то в его искусственном покрове?