Инга Кузнецова - Изнанка [litres]

Я не знаю, как ощущают цвета и звуки существа наружного мира. Думаю, совсем не так, как мы. Их восприятие сложней.

Но почему-то они не знают, что внутренние их смыслы тоже имеют цвет и форму. Я преследую смыслы. Я ищу их повсюду, во всех хозяйских мирах. Преданный Отцу, переданный ему, я пытаюсь понять его, вбирая в себя его боль и его смысл. Разобравшись в этом, может быть, я смогу помочь Хозяину. Я хотел бы его беречь. Хотел бы сберечь.

Я понял пока немногое, но, может быть, главное в нём. Отец сбрасывает никуда не сдвинутую реальность. Он любит прошлую жизнь. Он о ней вспоминает, он ею дышит. Я вижу и обрыв её.

Я вижу его молодым. Вернее, не его самого, а уменьшенное в разы раз молодое и сильное подобие Отца в той жизни, о которой он думает. Я не уверен, что это подобие – он сам в сдвинутой назад реальности, но допускаю это. Подобие склоняется над крошечным Гигом в уютном отсеке, засыпанным какими-то милыми мёртвыми вещами неясного назначения. Мелькает вытянутый светлоголовый Гиг по типу «она» (у неё длинные светлые жгутики наверху, и это красиво). Она похожа на маленького Гига, спящего в отсеке. Жёлтыми жгутиками (правда, у него они короткие) и какой-то безмятежностью всех линий. Только она вытянутая. Да, это красиво.

Подобие Отца тоже похоже на крошечного Гига, но иначе. Это трудно понять.

У меня появилась безумная идея: а если молодое подобие Отца в Отце – это он сам в давней жизни, уже не существующей в никуда не сдвинутой реальности, то крошечный Гиг в нежном отсеке – давнее подобие Сына, Растерянного?

Нет, нет и нет! Я не могу представить, как безмятежность превращается в отчётливость, а потом в растерянность. Я и сам растерян! Я останавливаюсь перед каким-то открытием-обманкой. Нет, это всё несуществующее, неслучившееся. Это несхватившаяся реальность. Это не вошедший в плоть реальности сюжет, похожий на обломанный отросток.

Действительно, есть от чего растеряться. Реальность сложна, и никакими отчётливостями её не передать. Не схватить и не сдержать. Ни сдвинутую, ни несдвинутую. Ни вперёд сдвинутую, ни назад.

Реальность не подчинить: к ней можно лишь присматриваться-прислушиваться. Строить догадки о ней. Не более.

А верны эти догадки или нет, проверить невозможно. Мы, полусущества, не можем осязать то, что снаружи Хозяев. Мы представляем себе лишь кусочки наружной реальности, и эти представления великоваты для нас, как распылённые капли, а ведь они – неразличимые мелочи наших Хозяев, которые не знают, что у них внутри. Ах, если бы мы могли хотя бы что-нибудь друг другу рассказать об опыте наших жизней и полужизней! Ах, если бы все мы – полусущества, и обломки их, бляшки и пластинки существ, и существа (и, может быть, сверхсущества), и даже мёртвые вещи – все мы могли бы расположиться в едином пространстве и вести долгие разговоры взаимопонимания, рассказывая другим о сущем – каждый по-своему!

Мы могли бы дополнять миры до какой-то подлинной полноты! Что это была бы за дивная жизнь – без жадности борьбы за неё, без зверской поглощённости пищей! Неужели это сможет когда-нибудь стать законом сдвинутой вперёд реальности? Может быть, тогда все мы перестанем чувствовать бездну под нами, за нами?

Но сейчас… Но у полу существ – таких как я – нет языков, нет слов, нет звуков, нет сигналов. И поэтому у нас нет всей той роскоши возможных взаимодействий, которыми располагают существа. Мы не говорим с Хозяевами; мы стремимся к ним молча. Мы можем лишь понимать. И даже себе подобным мы ничего не можем сказать, потому что не можем выразить себя вовне. Неудивительно, что мы почти совсем не интересуемся другими полусуществами.

Мне жаль, но я не умею и не могу заботиться об обломках своих рецепторов, разрастающихся в плоти Хозяина. Хотя они похожи на меня.

– Кха-кха-кх-харм. Харм-м. Грета. Х-х-х-х.

– Что с вами, господин Шварцман? Вам нездоровится?

– Ох-ох-ох-ох. Кхе-кхе. Кха-кха-кх-харм-м.

– Господин Шварцман, я вызову врача?

– Кхе-кхе. Кха-кха-кх-ха!

– Господин, я позвоню в вашу клинику! У вас страховка.

– Кха-кха-кх-хам-м! Не надо, Грета. Кха-кхах-кха-а. Посиди со мной.

– Ну давайте хотя бы медсестричку позову! Она живёт рядом с вами. Я её знаю. Пусть вас послушает.

– Кхе-кхе. Не стоит, Грета. Купи мне… эти… пастилки от горла.

– Э-э-э, дорогой. Пастилками тут не обойдёшься. Давайте ложитесь. Я поставлю вам градусник.

– Спаси…кха-кха-кху-кхе-кхим-м.