Сюзан Алберт - Повесть об Остролистном холме

— А будет ли он продавать свою ферму, когда уедет?

Беатрикс, разумеется, помнила, что Ферма-На-Холме забирает у нее все до последнего гроша, да еще она совсем недавно потратилась на два акра пастбища по другую сторону дороги, — так что думать о покупке земли просто глупо. И все же…

— Да ферма-то не его, — сказал мистер Дженнингс. — Она поместью принадлежит, Бен взял ее у лорда Лонгфорда в пожизненную аренду. Ну а леди Лонгфорд, та может и продать ферму, когда старина Бен уйдет на покой. Сын ее помер, какой ей теперь толк держать всю землю… — В голосе Дженнингса звучало осуждение: раздробление крупных поместий приводило к вторжению богатых чужаков, которые приобретали здесь собственность и тем нарушали привычное равновесие. — Айзек Чанс со Старой фермы, вон там она, повыше, так тот хотел было купить, да ее светлость сказала, что ферма останется за Беном, пока он сам от нее не откажется. — Дженнингс пожал плечами. — Надо думать, как только Бен объявит, что уезжает, Айзек Чанс тут же к леди Лонгфорд заявится.

— Понимаю, — сказала Беатрикс, решив тем не менее не упускать ситуацию из виду. Пусть она и не может сейчас приобрести новые владения (по крайней мере до тех пор, пока не наладит все дела с Фермой-На-Холме), но забывать про ферму Бена Хорнби ей не следует.

Тем временем повозка остановилась перед воротами, и Беатрикс сошла на землю, оглядываясь вокруг с возросшим интересом. Ферма была в образцовом порядке — все строения аккуратно выкрашены, заборы в отменном состоянии, как и тщательно прополотые грядки. Только за домом в дальнем правом углу виднелся остов сгоревшего амбара.

Плут выскочил из повозки, затем из нее вылез Дженнингс и обмотал поводья вокруг стойки ворот.

— Старина Бен не любит, чтобы его заставляли ждать. Вон уж и дверь отворил.

Синяя створка входной двери открывалась прямо на кухню, где царил большой камин, а потолок поддерживали две толстенные, вручную обтесанные дубовые балки. На столе к очередной трапезе были приготовлены тарелка, чашка, нож и вилка, а на запечке стояла кастрюля с супом. Беатрикс это обстоятельство несколько удивило — дрова в печке давно догорели, и она, похоже, остыла.

Удивительным было и то, что самого Бена Хорнби в доме не оказалось. Они обогнули дом, зашли на скотный двор и в огород. Дженнингс то и дело громко звал хозяина.

— Не иначе Бен в кошаре с овечками нашими, — сказал он наконец. — Он давно уж обещал их туда загнать, да, видать, только сейчас сподобился. Давайте-ка туда взберемся.

Беатрикс в сопровождении Плута последовала за Дженнингсом по узкой тропинке, которая начиналась за сгоревшим амбаром и вилась по зеленому крутому склону, чтобы закончиться у каменной ограды загона, притулившегося к нагромождению вышедших на поверхность скалистых глыб. Однако и там Бена Хорнби не было. Хуже того — ворота кошары оказались открытыми. Неподалеку овцы мирно щипали траву, но загон был абсолютно пуст.

— Может быть, он забыл, — предположила Беатрикс, помрачнев. Ей не хотелось думать, что они зря проделали весь этот путь, тем более что у нее не было недостатка в других делах. Она могла бы, скажем, продолжить работу над начатым рисунком или отправиться на свою ферму, чтобы посмотреть, не расправился ли мистер Бидл с дубовыми шкафами.

Мистер Дженнингс покачал головой.

— Забыл? На старину Бена такое не похоже. Уж про овец-то он никогда не забудет. Ему ж заплатили за двух маток да трех ягнят, как и было договорено.

— И где же он в таком случае? — Беатрикс обратила внимание Дженнингса на пять овец, пасущихся поблизости. Те с интересом смотрели на прибывших. — Наверное, это наши овечки.

Косматая овца оставила своих ягнят и, блея, направилась к ним.

— Рааада, что вы приехааали, — сказала она, приветственно подняв правую переднюю ногу. — Произошло что-то очень страаанное, нааадо бы рааазобраться…

— Похоже, наши, — согласился мистер Дженнингс, задумчиво почесывая бороду. — Ярлыки в ушах видите? Та, что покрупнее, — Изабелла, дай Бог не ошибиться, и с ней два ягненка. А эта вот — Принцесса со своим дитем. Но куда Бен-то подевался, ума не приложу.

— Ииизвините, — робко продолжала овца. — Если вы позволите мне раааассказать…

— И не пытайся, — вмешался Плут. — Они все равно тебя не понимают.

Он окинул ее внимательным взглядом. Если память ему не изменяла, им приходилось встречаться во время последней стрижки овец. Пес спрятал улыбку, припомнив, что тогда она предстала перед ним, в сущности, голой. В своей шубе она выглядела гораздо привлекательнее, хотя ее шерсть и не мешало бы хорошенько промыть.