Любовь Попова - Его птичка

Мечты и планы превратились в молекулы и рассыпались, чтобы обратиться в безумное желание принадлежать этому мужчине.

Чего же он ждет? Мне это нужно, разве он не понимает? Неужели хочет, чтобы умоляла?

– Прошу, – вконец отчаявшись, прошептала я, сквозь поцелуи. Кончик языка прошёлся по горячим губам, и Роман Алексеевич дернулся.

Прикрыл глаза. Всего мгновение. Сейчас решится все. Жизнь, такая размеренная раньше, теперь неслась во весь опор к краю. К до и после. Теперь уже ничего не будет прежним.

Когда открыл, из его горла вырвался гортанный рык, а тело пришло в движение.

Резкий рывок рукой, и послышался щелчок замка пластиковой двери.

Глаза в глаза и больше нет врача и пациентки. Есть Рома и Аня, есть мужчина и женщина.

Здесь только он и я.

Роман сделал затяжной вдох, словно пловец перед прыжком в воду и нырнул в меня, захватывая в плен медовый рот.

И не было в этом нежности, только желание покорять. Губы, язык, всё тело было уже в плену, но я и не намеревалась вырываться.

Я упивалась его властью над собой: жадными руками, которые в плотное кольцо обхватили мой тонкий стан, низким голосом, шепчущим, какая я сладенькая, твердым горячим естеством, опаляющим даже сквозь несколько слоев одежды.

Его напор пугал до дрожи, словно он только что проснулся от многовекового сна и стремился нагнать все упущенное.

Я трепетала от страха, но старалась отзываться, вкладывая в неистовый поцелуй всю благодарность и восхищение, что зиждилось внутри возбужденного тела.

Я хочу его. Прямо сейчас.

Его касания обжигали кожу рук, спины, ягодиц, словно он раскалённым железом ставил своё клеймо. Но этого мало, я хотела больше, желала его всего – в себя. Слова были не нужны – шептали тела.

Длиные мужские пальцы запутались в волосах, пока мои лихорадочно стягивали форменную рубашку, открывая для меня доступ к совершенному телу.

Каким еще оно может быть у бога?

Плевать, что на него молятся все, плевать, что он не любит никого. В это мгновение, в эту секунду, в процедурной, что стала для меня островом защиты, он принадлежал мне.

Он мой.

Рома рывком задрал футболку и мгновение смотрел на дерзко торчащие соски на небольшой белой груди. Лишь мимолетный взгляд на раскрасневшееся в страсти лицо, и его губы как-то по-звериному прекрасно впились в соски.

Я пискнула от трепета, током разнёсшегося по всему телу. Роман стиснул рукой одно полушарие, другое продолжив изводить языком, и я почувствовала, как меня сильнее засасывает в омут блаженства, и нет сил сдержать возглас.

Его рука тут же зажала открывшийся рот. Болезненно, но так приятно.

Прохлада гладкой стены и пыл мужского возбужденного тела.

Я изогнулась, когда его член потерся о скрытую тканью промежность и всхлипнула, задыхаясь от собственного желания.

– Возьми меня, прошу, сейчас.

Его губы продолжали ласкать соски, как самую сладкую ягоду, вбирая в рот и перекатывая на языке.

Тело дрожало, а его руки уже стягивали брюки, как кожу, оставляя обнаженным не только тело, но и душу.

Руки Ромы подхватили моё легкое тело под ягодицы, и к его удовольствию, я раздвинула ноги, как можно шире, открывая ему эксклюзивный доступ к самому сокровенному.

Рома вновь возвратился к настойчивому поцелую, пока стягивал с себя штаны и белье.

Нет больше преград, остались позади страхи и ужас, что несла с собой такая близкая смерть.

Я с волнением ждала, когда его член проникнет, чтобы сорвать чистый, нежный цветок невинности и превратить меня в настоящую женщину. Его женщину.

Судорожный вдох и я почувствовала касание горячей, словно обтянутой шелком плоти к своей.

– Хочу, хочу…

Я так этого желала, прямо сейчас, прямо здесь, но в мой трепетный мир нирваны пробился его низкий хриплый недовольный голос, разрушивший всё:

– Ответь, черт возьми! Аня!

– Что?

– Это впервые?

– Это впервые? —

Кивок. Ну конечно, впервые, никто не мог бы стать для меня желаннее, чем Сладенький.

Мгновение, и все закончилось. Ослабевшие ноги стояли уже на полу, а Рома тряс головой.

Я таращила глаза, не понимая, что происходит, и он уже раскрыл рот, чтобы высказать что-то, судя по пронизывающему взгляду грубое.

В этот же момент ручка двери стала дергаться. Раздался нетерпеливый стук, и Рома, ругнувшись, рывком поднял свою форменную рубашку и натянул.

– Рома, – еле слышный шепот. Понятно же, что нас не должны застать, но было больно чувствовать негатив, исходящий от него, волнами.