Анастасия Кит - Просроченная

Одним из его условий был запрет на поцелуи.

– Погода просто жуть, – он снимает свое пальто и вешает его. – Ох, Аннабель, – завидев меня в новом белье, на его лице появляется приятная улыбка, – для чего только ты так выряжаешься. У меня все равно зрение плохое, – он смеется и подходит, – вижу я только очень-очень близко.

Он обнимает меня и попутно расстегивает лифчик. Я почти целую его, но вспоминаю о запрете. Он, замечая это, слегка хмурится, но продолжает раздевать. Я остаюсь в чулках.

Паркер ложится на кровать и выжидающе смотрит на меня, когда я подойду к нему. Его член, на мое негодование, стоял всегда прямо и безотказно. И он был большим. Паркер внизу был просто громадным, по сравнению с его худощавым телом. Впервые увидев, я немного опешила, не зная, что делать с ним. Но потом, как и все, приноровилась, привыкла, терплю.

Я раздеваю мужчину и сажусь сверху, проводя от подбородка до паха одним пальчиком. Он закидывает голову.

Его член проникает в меня. Я двигаюсь на нем, мои бедра ускоряются. Паркер стонет. От быстроты движений моя смазка выделяется и начинает размазываться по мужскому паху.

Он кончает в тот же момент, когда я слезаю с его члена.

Паркер одевается, выбрасывая презерватив в мусорное ведро, и уходит.

Мне остается ждать Ангуса.

Я сижу и жду его, молясь, чтобы он не устроил какой-нибудь фарс в виде «ты выйдешь за меня замуж?». Бре-е-ед.

Ангуса было немного жаль. Мне стало казаться, что он влюблен в меня. Этой чистой мальчишеской любовью, о которой пишут поэты в своих стихах. Я не люблю стихи. Никогда не находила рифмованные бессмысленно слова чем-то романтичным или приятным. Бредовые истории, в которых лишь одна на миллион – правда.

Дверь открывается, а за ней стоит Ангус. Он принес одну единственную высокую розу, бутон которой еще не расцвел. Он улыбается и подает его мне. Я усмехаюсь и отношу цветок в ванную. Роза необычайно приятно пахнет, ее аромат разносится по маленькой комнате.

Ангус сидит и ждет меня у кровати.

– Доброго вечера, Аннабель.

– Здравствуй, Ангус, – я подхожу ближе к мужчине и целую его.

– Простите меня за эти смс, я немного был настойчив, я… – мужчина на ходу ищет оправдания себе. – Я не находил себе места, мне так хотелось с Вами увидеться. – Его губы целуют мою шею. – Я могу заплатить Вам, чтобы сходить с Вами в ресторан?

– Ангус, это против моих личных убеждений. Если Вы влюбились в меня, то, послушайте совет, никогда не приходите сюда. Чем больше Вы будете видеть меня, тем больше будут Ваши чувства.

– Я просто хочу узнать вас ближе, Аннабель. Я хочу знать о том, что Вы любите, как Вы любите. Я хочу быть самым запоминающимся любовником, Аннабель.

– Мистер Титчер, у людей, подобным мне, бывают запоминающиеся любовники? Вы думаете, вы единственный, кто хотел общения со мной?

Ангус молчит, но потом будто срывается. Он схватывает меня и переворачивает на живот, приподнимая ноги. По оголенным бедрам он больно шлепает ладонью. И я понимаю его. Ангус хочет, чтобы он запомнился для меня тем самым лучшим мужчиной. Только вот, нет их. Лучших.

У меня никогда не было самого лучшего секса. У меня был нежный, странный, грубый, неуклюжий секс. Но никогда не было самого.

Мой первый секс был в музыкальной школе. Я занималась фортепиано пять лет, и на шестой терпение наблюдать за красивыми и тонкими пальцами своего преподавателя лопнуло. Я всегда считала, что он относился ко мне чуть более мягко, чем к остальным ученикам. По нескольку раз заставлял играть одну и ту же композицию, хоть я и знала ее на отлично. Мои пальцы скользили по клавишам, а он не унимался. В один вечер, когда все разошлись, я решила остаться и проследить за его действиями в одной очень компрометирующей ситуации. Обычной компрометирующей ситуации. «Упавший карандаш». Я любила это делать перед парнями в школе, а потом колледже. Обычный карандаш, который целый день прослужил мне для подчеркивания и написания нот. Я смотрю на своего преподавателя, смотрю на его джинсы, туго обтягивающие бедра, и карандаш сам падает. На мне была обтягивающая юбка-карандаш и во мне были пятьдесят пять килограмм страстной натуры. Я наклоняюсь за «упавшим карандашом». И он замечает. Он замечает шестнадцатилетнюю девушку, использующую заводящий маневр «упавший карандаш». Он поднимает мне его.

– Забылись? – мужчина отдает мне карандаш, и я убираю его в сумку.

– Совсем все из головы вылетает, Мистер Вальт. У вас новые штаны?