Алексан Аракелян - Время туманов

Я прошел около магазина музыкальных инструментов и подумал, что надо зайти, перед тем как принять душ и лечь поспать. Окна магазина выходили, как и мои, на площадь, они были на уровне мостовой и почти никогда не закрывались, и когда старый поляк или его сестра играли вечером на рояле и на саксофоне, то площадь заполнялась музыкой и скамейки вокруг фонтана с лимонным деревом были заполнены жителями, и это были хорошие концерты, которые начинались в промежутке, когда проходила жара и туристов становилось все меньше, но еще не начались туманы. Скорее, туманы в это время только начинали подниматься, но не так высоко, и утром, когда ты варил кофе у себя на мансарде, море было синим, и ничего не было лучше, и листья лимонного дерева были сухи. Ближе к октябрю туманы становились плотнее и поднимались почти до площади, и когда ты просыпался, то твой пол и площадь были покрыты волнами тумана, и твои ноги опускались в облака, и в это время раздавался звон колокола, и тебе казалось, что ты на небе. Потом несколько дней это повторялось вечером. И вечерние концерты были так необыкновенны, что снизу, с залива, почти ощупью, на площадь добирались рыбаки. Пикас запирал свой бар и поднимался наверх, подталкивая впереди мадам Пикас. Приходил мэр города, и священник, и поляк играл на рояле Шопена, как настоящий поляк, который может чувствовать Шопена. Его сестру звали Хеленой. Она была на двадцать лет моложе его. Они были родными по матери. Поляк был высоким, с белыми волосами и синими глазами, а Елена – маленькой, тоже почти седая, она любила его и смотрела на него как на бога, особенно когда он начинал играть. Я иногда заходил к ним вечером, и мы пили водку. Иногда мы напивались, он легко пьянел, тогда Хелена провожала меня до моего дома. Это было не трудно, и оставалась со мной, и мы любили друг друга, и это было похоже на музыку того времени, которое мы помнили, а она была в ней, эта музыка, и наши отношения в постели были нежны, как будто мы пришли на концерт, и наши объятия и поцелуи были похожи на аккорды, которые играл нам ее брат. В наших отношениях не было обязательств. Это было похоже на то, как ты позволял себе в прошлой жизни раз или два пойти на концерт хорошей музыки, правда, у нас это было почаще, и начиналось с сезоном туманов и дождей.

Он сидел в плетеном кресле перед ним стояла чашка недопитого кофе и лежала сигара. Увидев меня, он обрадовался и показал на кресло рядом с собой. «Хелена ушла за рыбой», – сказал он. Мы никогда не спрашивали друг у друг о делах, потому что здесь ни у кого не было дел. Здесь жили те, кто ушли от дел, или того мнимого мира, где ты бегал и пытался что-то делать или показать, что делаешь, чтобы тебя оценили и на парадной своего дома ты вывесил свой ценник с номером и с серией принадлежности к определенной ступени на лестнице, которая вела, как ни странно, на кладбище. Здесь жили те, кто это понял и позволил себе уйти, чтобы остаться с тем, что он любил, – то есть, свободу и одиночество. У меня была еще и любовь, а у него была музыка. Каждый из нас возвращался к своим чувствам по-разному, но к чувствам, которые понимал другой, поэтому нам нравилось здесь жить и ждать начала дождей. Еще он играл для детей школы. Школа открывалась вместе с летним сезоном, когда приезжали туристы с детьми и дети жителей, которые учились на материке. Наверху на скале жила Балерина, которая, на мой взгляд, была достаточно странновата, потому что она была, как и я, из России, но она любила музыку, балет и Пуа Пуа, и я, наверно, ревновал, потому что она не замечала меня.

Мы встречались иногда здесь в магазине, и Елена просила меня глазами молчать, не трогать ее и не спорить с ней. Ей хорошо платили, потому что на острове, кроме моря бара Пикаса и нескольких ресторанов, которые открывались в сезон, развлечений не было, и еще она старалась помочь своим друзьям, потому что музыкальный магазин не приносил никакого дохода, поэтому Елена просила не трогать ее, и я не трогал, и старался, когда она там, не заходить к ним.

– У тебя уроки? – спросил я его, он молча кивнул.

– Скоро все это закончится, и мы можем снова жить для себя. Это был хороший сезон, но все меньше хороших учеников. Они породистее, что ли, но они не умеют танцевать вальс, они не чувствуют высоких ритмов, которые идут от сердца а музыка – это сердце. Ты понимаешь о чем я? – Я кивнул. – Сегодня будут дети¸ но это будет вечером, у нее интересная композиция, и тебе может понравиться. Будет мэр и священник.