В кругу друзей моих родителей оказались интереснейшие люди с «пятым пунктом»: профессор хирургии Финкель, замглавврача 9-го роддома Вайс, завотделением какого-то диспансера Вайнтруб, инженер завода «Ташсельмаш» то ли Фишман, то ли Шифман, с супругой Бебой (колоратурное сопрано в оперном театре «Мукими» на Беш-агаче), и даже капитан второго ранга, когда-то служивший на Балтфлоте в Таллинне, а ныне вышедший на пенсию и переехавший на жительство в Ташкент, на улицу Большевик – по соседству с Комсомольским озером.
И было несколько знакомых из другого круга, так называемые «цеховики»: дядя Наум и дядя Яша (закройщики сапожной мастерской), дядя Марк, возглавляющий галантерейную артель слепых, делающих пуговицы. (Сам дядя Марк был зрячим, но дальтоником). Арончик, экспедитор мясокомбината (я до сих не понял: Арончик – это имя или фамилия нашего знакомого) и его жена татарочка Адель, подпольная портниха кружевных бюстгальтеров, тогда, после войны, только-только входивших в моду.
Меня больше привлекали именно «цеховики». Но подпускать меня, мальчишку, к своим секретам они не очень-то и торопились. За исключением жены Арончика, бюстгальтерши Адели. Она меня любила, угощала гематогеном и популярными тогда мятными китайскими сосучками «Сен-Сен», дарила (втайне от родителей) рогатки, «лянги» и «ошички», по тогдашней моде подстригала в «бокс», «полубокс», «под полечку» и однажды подарила (опять-таки, в тайне от родителей) «Декамерона» с аморальными картинками.
Как-то Адель вызвала меня к себе, чтобы я развёз её клиенткам готовые бюстгальтеры. Не проронив ни слова, я сидел и любовался ловкими движениями ее рук, сортирующих бюстгальтеры. Вдруг она игриво попросила отвернуться от нее. Она, якобы, решила примерить на себе бюстгальтер, в котором обнаружила какие-то изъяны. Я отвернулся и уперся взглядом в большое зеркало, которое висело на стене. В нём я увидел, как Адель, сбросив с себя блузку и оставшись по пояс голой, стала примерять бюстгальтер.
Я увидел её груди – два упругих яблока «белого налива» (самый лучший сорт в Узбекистане), а на них – две сочные вишенки сосков.
Я впервые в жизни видел женский обнаженный бюст…
Адель, перехватив мою растерянность, лукаво подмигнула мне. Я вскочил со стула и бросился к двери. Адель меня остановила:
– Ну чего ты испугался, дурачок? Неужели ты ни разу в жизни не видел женщину без лифчика? Ведь ты уже довольно взрослый мальчик. Твоя мама мне хвалилась, что на днях ты вступаешь в комсомол?
Я подтвердил:
– В четверг меня будут утверждать в райкоме комсомола.
– Эх, жаль, что я не комсомолка, а то бы с удовольствием дала тебе рекомендацию.
Адель сняла с себя испытуемый бюстгальтер, надела блузку и заливчато расхохоталась. Вручила мне бюстгальтеры, уложенные в разноцветные пакеты, перехваченные голубыми лентами.
– Смотри, не перепутай адреса. У бюстгальтеров разные размеры.
Как-то, во время выгрузки мороженой говядины (а я частенько помогал Арончику разгружать его фургон, за что он платил мне семь копеек за десятикилограммовую коробку мяса) он доверительно признался мне, что в полуночные часы после трудового дня (а домой он возвращался поздней ночью, пока не завершит развозку мяса по торговым точкам) и, нырнув к жене в постель, ласки начинал всегда с ее «лебяжьих, белоснежных рук». Сказать ему, что я недавно видел полуголую Адель, я не решился.
Но речь сейчас не о бюстгальтерше Адели. Как-то раз Арончик признался моему отцу:
– Послушай, Гриша, ты не обижайся, но я боюсь, как бы твой пацан не оказался Павликом Морозовым.
Очень я тогда обиделся на мясного экспедитора. Я-то ведь мечтал быть похожим вовсе не на Павлика Морозова, а на молодогвардейца Олега Кошевого, на партизанку Лизу Чайкину, на знаменитого тогда пограничника Никиту Карацупу и его овчарку по имени Индус, на летчиков-героев Кожедуба, Чкалова, Покрышкина…
А тут – Павлик Морозов…
Но помог счастливый случай. Поздней ночью меня разбудили приглушенные мужские голоса. Я узнал Арончика и папу.
– Гриша, выручай, – просил Арончик. – Из Ангрена я привез на пробу двенадцать пар резиновых галош. Галоши – левые. Хочу загнать их. Мне нужно срочно их где-то перепрятать, пока найду оптового клиента. У себя хранить – опасно, сам понимаешь…
– Но только не у нас! – вскричал отец. – Мы с Симой в эти игры не играем. И ты это прекрасно знаешь.
– Выслушай меня, – настаивал Арончик. – Речь не о вас. Галоши нужно переправить к Готлибу. Я с ним уже договорился. Он вне всяких подозрений. Как-никак, секретарь партийного бюро лакокрасочной артели «Освобождённый труд». Через пару-тройку дней к Готлибам приедет оптовик и галоши заберет. Одним словом, товар нужно срочно переправить к Готлибам.
Читать дальше